— Господи! — вспылил он. — Пожалуйста, хватит, валите уже в свое чертово путешествие.

Наступило субботнее утро. Мама в темно-синем платье, пригибаясь под ветвями садовых деревьев, пыталась успеть привести в порядок все, чему его недоставало. Отец укладывал в машину сумки. Эдди наблюдал за ними, высунувшись в окно. Вчера вечером мама узнала, что их соседка мисс Ванда уехала на выходные к родственникам, поэтому ее номер на холодильнике сменился телефоном друга семьи, живущего на северном побережье, который в случае чего приедет к ним часа через полтора после звонка — кратчайшим путем по дамбовому мосту через озеро Пончартрейн и потом через весь город.

Пока Эдди смотрел на родителей, стена его спальни сотрясалась от утренних отжиманий Маршалла. Мама, будто почувствовав, что он стоит у окна, подняла взгляд и помахала рукой.

Родители вывернули на улицу, лужи на подъездной дорожке оплевали боковые окна машины грязной водой. Эдди слушал, как потрескивают шины, переваливаясь по асфальтовым швам дороги вдоль дамбы.

Повисла тишина, нарушаемая только стрекотанием цикад, заливистым щебетом механических часовых птиц и урчащим жужжанием компьютера Маршалла. Эдди встал с кровати и вернул книгу на полку. Ни звука, кроме прерывистого дыхания кого-то, вслепую пробирающегося в темноте. Кроме дыхания той девчонки, осторожной, усталой, подавленной, впивающейся пальцами в испещренные гвоздями и шрамами стены. Прокладывающей себе путь.

Выстроившиеся вдоль дороги дома размытыми лицами проплывают мимо.

Фасады мелькают, вспыхивая то кирпичом, то яркой краской, то выцветшими полосками сайдинга. Следят за ним зеницами окон. Тянутся, пытаясь коснуться его щеки.

С каждым мгновением подбирается ближе. И не устает себе об этом напоминать.

Совсем скоро, в оговоренное время или даже чуть раньше, гравий ухабистой подъездной дорожки вспенился под колесами грузовика. Покачнувшись, громоздкий черный «Форд» остановился прямо у упирающейся в траву нижней ступени заднего крыльца.

Мотор смолк, глухо хлопнула дверца машины. По дому пронеслись шаги мальчиков: они вышли из своих комнат и, сбежав вниз по лестнице, отправились встречать гостя. С визгом распахнулась сетчатая ширма, в заднюю дверь тяжело постучали. Раздался мужской голос, низкий и звучный, отдающий вялой протяжностью северо-восточных южных штатов. Он проделал долгий путь.

— Вот и я, — объявил мужчина. — Наконец-то.

Такой густой тембр мог бы с легкостью принадлежать богу. Эта мысль пронеслась в голове девочки так стремительно, будто думала не она, будто кто-то вложил слова в ее голову.

Он шагнул в дом.

— Что ж, вот мы и на месте. — Его голос не подходил дому, сотрясал деревянные балки и черепичную крышу, доносился словно из нескольких комнат разом.

Он не принадлежал богу. Боги говорили звучно, но тихо. Как шелест листьев. Как биение сердца. Этот же голос был голосом короля. Злого короля.

Элиза прижала ухо к стене и прислушалась.

Кого же они привели?

Его сапоги протопали по прихожей, по ковру библиотеки, по всем остальным комнатам первого этажа. Он ходил по дому так, будто уже бывал здесь раньше. С уверенностью человека, который построил его, а теперь собирался по кирпичику разобрать. Будто услышав ее невысказанный вопрос, мужчина заговорил.

— Меня зовут Джона, — представился он. — Но вы, ребята, можете называть меня мистер Трауст[21].

И он принялся простукивать стены.

Его кожа была по-детски нежной и рябой. Ростом ненамного выше старшего брата, с такими же коротко остриженными волосами и округлыми плечами, он был не то чтобы толстым, но плотным в талии и еще более внушительным в груди. Он принадлежал к тому типу мужчин, которые, взрослея, будто раздуваются, особенно в грудной клетке. Дышал он коротко, через нос, словно принюхивался. Взгляд его казался непостижимым образом направленным сразу в несколько точек.

— Так, ты Маршалл, — догадался мистер Трауст, ткнув пальцем в сторону брата. — А ты?

— Это Эдди, — ответил Маршалл.

Эдди стоял в дверях прихожей — он отшатнулся туда, когда мужчина появился из прачечной. Мистер Трауст приподнял голову, заглядывая ему за спину.

— Рад познакомиться с вами обоими, — кивнул он. — Я понимаю, как вам странно, что я приехал. Но хочу заметить: я могу помочь.

Ощупывая стены и барабаня по ним костяшками, он проследовал мимо Эдди в гостиную — с уверенностью рабочего, который сделал в этом доме с полдюжины ремонтов и знал его как свои пять пальцев.

— Мы быстро управимся? — уточнил Маршалл, направляясь за ним.

— Возможно, — уклончиво ответил мистер Трауст. Он сновал из комнаты в комнату, буквально протискиваясь через дверные проемы, в сопровождении стойкого запаха пота. — Расскажите-ка мне еще раз о звуках, которые вы слышите. Расскажите мне о чувствах, которые испытываете, и об отпечатке, который нашли на чердаке. Теперь, когда я наконец-то здесь, я хочу услышать все с самого начала. Теперь я знаю, куда смотреть.

Элиза убегала от него. Убегала от шагов, от приглушенных голосов, от жалоб Маршалла и Эдди на скрипящую в ночи лестницу, на включающуюся в ванной на первом этаже воду, на постоянные шорохи и стуки в недрах стен и подпола.

— Иногда бывает ощущение, что дом живой, — заключил Маршалл. Его голос прозвучал совсем близко — они успели переместиться на кухню.

Трауст взобрался на стойку и постучал по витражному окну над плитой. Затем он вернулся в столовую. Пианино немелодично пропело три ноты, а потом с визгом раненой птицы отъехало от стены. Мужчина постучал по деревянной задней панели инструмента.

— Вы не представляете, сколько в доме пустот, — услышала Элиза его голос.

Ей нужно было уйти подальше. Заставляя себя двигаться медленно, она потянулась к своим поручням в темноте, осторожно, так, чтобы пальцы рук и ног не врезались в деревянные и заштукатуренные перекрытия в поисках захвата. Чтобы свободно болтающаяся на спине рубашка не волочилась по стенам с шелестом, с каким сухая щетка проходится по бумаге, — если услышит она, могут услышать и они. Она почти добралась до второго этажа, но они опередили ее, они уже были там. Хлопали двери отцовского кабинета и спален мальчиков, здоровяк кряхтел, ворочал отчаянно и скрипуче цепляющуюся за деревянный пол мебель, оттаскивал что-то по ковру — вероятно, отодвигал от стены кровать Эдди. Шаги и голоса эхом отдавались в суставах и костях. Казалось, будто они стучали не по стенам, а по ее натянутой коже.