Последняя идея показалась Тру особенно удачной. Редкие визиты в студию неизменно восстанавливали ее хрупкий душевный покой. Без них она утопала в эмоциях и становилась слегка безрассудной.

Именно такой она сейчас себя и ощущала.

Дом был поистине великолепен. Рай для отдыхающих. Узнав, что из всех трех вариантов этот самый экономный, Тру мигом приняла решение.

– Мы даже не станем смотреть остальные. Это место нас вполне устроит.

– Я рекомендую все же заглянуть на виллу, что в квартале езды отсюда, – сказала риелторша. – Неделя аренды обойдется вам всего на три сотни дороже, а если разделить на пять, и вовсе получится смешная сумма. Тот дом лишит вас дара речи. – Она протянула Тру связку ключей. – Эти апартаменты, несомненно, впечатлят гостей, но те – я гарантирую – они запомнят навсегда.

Тру минуту колебалась. Будь это ее гости, она бы удовольствовалась «впечатляющим», но ради Дабза все-таки взяла ключи.

Женщина аж просияла.

– О сигнализации я уже позаботилась, она отключена. Заприте за собой дверь и приезжайте с ключами в офис – мы быстренько оформим договор.

Проводив их на заднюю веранду, откуда открывался вид на Атлантический океан, риелторша крепко пожала Тру руку и пожелала счастливого медового месяца.

Тру учтиво поблагодарила ее.

Харрисон тоже протянул было руку, однако женщина притворилась, что не заметила этого и торопливо спустилась по лестнице.

– Досадно. – Он оглянулся на Тру.

– Сам виноват.

– А она вроде ничего, – произнес он, наблюдая, как женщина заворачивает за угол.

– Надеюсь, ленч в «Паруснике» поможет тебе смириться с ее антипатией.

– Кто знает… – вздохнул он нарочито тоскливо.

Харрисон ни секунды не сомневался, что при желании мог бы соблазнить эту барышню с закрытыми глазами. И связанными за спиной руками.

По дощатому настилу они дошли до пляжа и скинули обувь. Сильный береговой ветер растрепал им волосы, теплый песок забивался между пальцами, а необъятные воды океана освободили Тру от тех полных нервотрепки чувств, которые не давали покоя все утро.

– А ты помнишь когда в последний раз был в «Паруснике»?

Харрисон, прищурившись, посмотрел на океан.

– Думаю еще школьником, с фальшивым удостоверением личности: больно уж хотелось увидеть выступление любимой группы «Хулиганы». Помнишь таких?

Тру прикрыла глаза от ярких солнечных лучей.

– Да. Они вроде бы не играли кантри?

– Точно. Лишь альтернативный рок. Но гитарами они владели мастерски и работали на удивление слаженно. После концерта я вызвался помочь убрать со сцены оборудование и спросил, каково это – гастролировать в режиме нон-стоп. Признался, что тоже хотел бы играть.

– И что они?

– Подтвердили, что концерты – это классно, и не важно, на какой площадке выступаешь. Любимую музыку, что в Тадж-Махале, что в забытой богом дыре, всегда исполняешь с одинаковым энтузиазмом.

Они помолчали. К чему разговоры, когда есть солнце и песок? Они брели бок о бок, вдыхая морской воздух, слушая шелест набегавших на берег волн… Широкие ступни Харрисона отливали загаром. В годы юности он часто ходил босиком.

И это были самые счастливые, тихие, сверкающие минуты… Впервые за долгое время Тру чувствовала подлинное умиротворение.

– Я верю: то, чем ты занимаешься сейчас, – твоя судьба, – решилась она наконец прервать тишину. – Твой успех не случаен.

– Я мечтал выбраться из «Рая песчаного доллара», несмотря на то что в детстве любил эти края.

Ей страшно хотелось взять его за руку, сжать ладонь, но она не посмела.

– Прости, что в школе я держалась в стороне.

Харрисон отрицательно покачал головой.

– Я предпочел бы не затрагивать вопрос давно минувших дней. Стараюсь жить настоящим.

– Поэтому ты никогда не приезжал в Бискейн?

– Ты весьма проницательна.

Вдруг она остановилась и, нагнувшись, подняла с песка «песчаный доллар». Ракушка была целая, и Тру протянула ее Харрисону.

– Держи. На память. Говорят, «песчаный доллар» приносит счастье. В чемодане она сломается, так что лучше оставь Гейджу.

– Спасибо. – Он засунул ракушку в карман рубашки.

На оставшемся пути к «Паруснику» они не обмолвились ни единым словом. На горизонте просматривались смутные очертания кафе, рядом с которым суетились дети. Малышня, галдевшая на самодельной волейбольной площадке, напомнила Тру о их собственных ребяческих забавах. В «Раю песчаного доллара» они с Гейджем, Харрисоном и его друзьями тоже пытались без сетки играть в волейбол.

В баре было темно и прохладно, однако с улицы прокрадывался соленый бриз, наполненный теплом и детским смехом. Они заказали бургеры и холодное пиво.

– Жаль, что ты не можешь снять очки и шляпу, – сказала Тру, наливая пиво в кружку.

Харрисон пожал плечами.

– Ты должна была привыкнуть.

– Тебе, верно, нелегко приходится. Будто заперли в клетке… Ой, извини.

– Ерунда. – Большим пальцем он стер «усы» от пива над верхней губой Тру, а потом облизал палец. В обычной ситуации она была бы шокирована, но сейчас все ее естество полыхало огнем, словно сталь под накалом паяльника. – Стараюсь и в этом найти положительные стороны. И думаю об этом так – если они не узнают меня, то впереди у них обычный день.

Она усмехнулась.

– Вся штука в том, что большинство людей не ценят обычные дни. А ты мог бы привнести в их будничную жизнь чуть-чуть экзотики.

Когда бармен принес еду, Тру вынула из своего бургера корнишоны и аккуратно сдвинула их на край тарелки.

Харрисон сделал глоток ледяного пива.

– Что может быть прекраснее обычного размеренного дня? Обыденность начинаешь ценить лишь тогда, когда ее у тебя отнимают. – Он чокнулся бутылкой с ее кружкой. – Сегодня по-настоящему обычный день. Спасибо.

– Ура! – ответила она, чувствуя, как к горлу подступил комок.

Хоть комплимент и был довольно странным, Тру порадовалась, что ей удалось устроить Харрисону спокойный обычный день. На Тру нахлынули воспоминания о тех обычных днях, которые она проводила с родными: мамой, отцом и тетушкой Хони. Как бы ей хотелось вернуть их назад!

Несколько минут спустя обе тарелки опустели. Вероятно, долгая прогулка пробудила здоровый аппетит.

– Ну что, ты готов продолжить прогулку? – спросила Тру.

– С удовольствием, – ответил он, оставив на столе три двадцатидолларовые купюры.

Поблагодарив бармена, они покинули бар.

– Спасибо за ленч, – сказала Тру уже на улице.