Они целовались, а волны тем временем омывали их, ударяя сбоку и проникая между их телами, стоило им чуть отстраниться друг от друга. Он поднял ее на руки, наклонился и стал целовать ее грудь, а она запустила руки ему в волосы. Преодолевая прибой, он понес ее на берег.

– Здесь… Остановись здесь.

Харрисон положил ее на песок, податливую, как тряпичная кукла, опустился рядом, и они, не произнося ни слова, продолжили свое любовное объяснение. Их тела соединились в одно целое, их объятия были тесны…

– Эта ночь, – пробормотала она, прервав поцелуй, – только для нас двоих.

– У меня ничего с собой нет, – прошептал он растерянно. – Я не думал, даже не надеялся… – Его рука проникла к ней между ног, и она задрожала, ощутив прикосновение его пальцев.

Какие слова нужны для этого? Она принадлежала ему, а он – ей…

Она быстро мысленно просмотрела свой календарь. Мистер Гроувер – учитель биологии, – был явно разочарован, увидев, что она уходит с выпускного с Харрисоном, а не с «золотым мальчиком» Дабзом, но расстроился бы еще больше, если бы узнал, что невольно помог им в эти минуты. Именно он подсказал Тру, как можно обойтись без последствий, когда объяснял, что такое овуляция.

– Все хорошо, – заверила она Харрисона, – сегодня можно.

И они снова целовались, их руки были везде, исследуя и даря наслаждение, и она упивалась его мощью. Это был Посейдон, вышедший на берег.

– Я так хочу, чтобы когда-нибудь, – бормотал он, поглаживая ее живот, – ты родила мне сына.

– Правда?

– Конечно.

Подумать только! И это говорит он, ни на кого не похожий мальчишка, который, казалось, любит только свою гитару!

Когда, зарывшись головой меж ее бедер, он поцеловал ее там, она стала ветром. И морем. Землей и песком. А он – ее луной. И когда он склонился над ней и их тела соединились, она стала морской звездой, пылающей от его света.

После того как Тру и Харрисон вернулись из Чарлстона, он вызвался помочь ей со сбором помидоров. А когда с этим было покончено, устроился на крыльце с гитарой в руках. Сидя в окружении собак, которые блаженно разлеглись у его ног, глядя на него влюбленными глазами, Харрисон задумчиво перебирал струны. Гейдж и Уизи смотрели телевизор в главной гостиной – в который раз показывали «Звездный путь». Их отношения поднялись на новый уровень с того момента, как вместе с Кармелой они затеяли битву с помидорами, воспользовавшись отсутствием Тру и Харрисона.

Кармела зашла по пути на вечеринку Тру, которая устраивалась в честь будущих молодоженов, и привезла им в качестве подарка персиковый пирог, за что Харрисон от всей души поблагодарил ее. Гейдж не проронил ни слова.

– Ты просто был сам не свой, когда я победила тебя в помидорном сражении, – дразнила его Кармела.

– С чего ты взяла? Ничего подобного! – краснея, оправдывался Гейдж.

– Неужели? – Кармела рассмеялась. – Три моих помидорчика угодили тебе прямо в грудь. Хорошо, что ты снял рубашку, а то ни за что бы не отстирать.

– Да, точно, – согласился Гейдж. – Ты знаешь, как в старину называли помидор? Любовное яблоко. Я использовал это в кроссворде. Помидор еще и снаряд против слишком борзых ораторов.

Харрисон готов был дать ему пинка: понятия не имеет о флирте, – хотя сложен неплохо, что, судя по взгляду, Кармела оценила.

– И знаешь, Гейдж, из разговоров с тобой я узнала так много интересного, – продолжала она с улыбкой. – Ты не хочешь пойти с нами на вечеринку?

– Нет.

Кармела поставила пирог на кухонный стол.

– Не хочешь – как хочешь. Тогда угощайся.

– С удовольствием! – Харрисон взглянул на брата. Он что, слепой? Только слепой мог не заметить, что нравится этой девушке.

– Спасибо, – наконец выдавил Гейдж.

– Пожалуйста, – с улыбкой сказала Кармела и, сверкнув своими кошачьими глазами, ушла вместе с Тру.

Харрисон поморщился. Какого черта они ушли? Тру все время твердила, что он и Гейдж тоже должны пойти на эту вечеринку. Гейдж сразу дал понять, что не пойдет, тогда она стала уговаривать Харрисона. Черт побери, она была вежлива, как никогда, но он столь же вежливо отклонил ее предложение. Она превосходная хозяйка, но он чувствовал, что после инцидента в доме на пляже ей перед ним неловко.

Он чертовски хорошо знал, о чем она думала в спальне на втором этаже: о горячем жестком сексе. С ним. А он думал о том же самом… с ней. Но это невозможно: как джентльмен, он не мог воспользоваться своим положением по понятным причинам. Совсем скоро она выйдет замуж за другого мужчину, а у него не было намерения связывать себя какими-либо обязательствами.

Ему следовало сделать вид, что он впал в некое забвение, хотя это было непросто: он ужасно возбудился, увидев, как она льнет к этому кроватному столбику. И все-таки нашел в себе силы повернуться на сто восемьдесят градусов и выйти на улицу. Хорошо, что Тру не догадывается, что ее тайные мысли можно прочитать по лицу как в открытой книге. А значит, можно продлить свое пребывание в Мейбенк-холле на правах старого друга. Именно друга, а не восемнадцатилетнего мальчишки, с которым она когда-то изменила Дабзу и которого потом… коварно отвергла.

Может быть, Тру ощущала себя виноватой из-за того, что случилось? А может быть, и нет. Но Харрисону не о чем беспокоиться: если его присутствие – своеобразный тест на ее верность Дабзу, пусть так и будет. Если она хочет стать миссис Дабз Уэринг, то это случится, и у нее есть еще несколько дней, чтобы решить, действительно ли она мечтает именно об этом.

Сам Харрисон не возражал против постоянного искушения. Для него это хорошая встряска. Именно такие вещи и рождают новые песни. Во всяком случае, он так думал. Однако, после того как она уехала на вечеринку, он безрезультатно просидел на крыльце. Все, чего он хотел, – это заняться с ней любовью.

Прошло два часа, ее машина подъехала к дому, и его сердце затрепетало в груди, как маленькая птичка, зажатая в кулаке.

– Привет, – сказал он, когда Тру не спеша подошла к крыльцу.

Она выглядела восхитительно в красном платье с глубоким вырезом и прямой юбкой. Ткань с большим процентом лайкры облегала фигуру, подчеркивая малейший изгиб.

– Привет! – Она присела на качели. Харрисон сидел как раз напротив и старался не смотреть на ее ноги, когда красная юбка взлетала вверх, но это удавалось ему с трудом, как бы он ни пытался сфокусироваться на ее лице, на подернутых дымкой, красивых глазах, опушенных длинными ресницами, отнюдь не фальшивыми.

– Ну как? Было весело? – спросил он, желая больше всего, чтобы Дабз Уэринг никогда не возвращался из Нью-Йорка.

– Ну да, что-то вроде того. – Тру остановила качели и зажала ладони между коленями, поставив ноги носками внутрь, как маленькая девочка. Подбежал Скитер и принялся обнюхивать ее каблуки. – Если учесть, что жених отсутствовал, то да, было очень мило. Наверное, я могла бы настоять на своем, но, видимо, мне следует привыкнуть…