Присутствуя при этом разговоре, Донмэ спрашивал себя, кого же ему ненавидеть больше? Жениха Эщин или того, кому она пишет письма? Даже если он и будет ненавидеть кого-то больше, госпожа все равно ему не достанется. Жизнь казалась ему слишком жестокой. Донмэ решил, что на сегодня с него хватит общества этих двоих.

– Будет лучше, если вы двое сразитесь и останется только один, – сказал Донмэ, решив, что если из троих останется двое, то у него будет шанс.

С этими мыслями он направился к выходу. Хисон окликнул Юджина, который собирался зайти в гостевой дом, и тот обернулся.

– Вы никогда не отвечали, хоть я и спрашивал много раз. Но как только между нами появилась Эщин, вы наконец решили дать мне совет. – После небольшой паузы Хисон продолжил: – Вы терпеливы, но почему вы терпите? Я слышал, что вы искали раба, который служил моему деду тридцать лет назад. Зачем вы его ищите?

– Думаете, что я ищу своего старого друга? Вы тоже были там в тот день. Ваша мать носила вас под сердцем. – Голос Юджина дрожал от гнева.

Каждый раз он переживал один и тот же кошмар, когда вспоминал тот день. Хисон тогда еще даже не родился. Юджин буравил Хисона взглядом. Возможно, кто-то бы осудил его за злобу на этого молодого господина, который даже не подозревал, в чем именно виноват, однако Юджин не мог так просто забыть, что произошло в тот день.

– В тот день ваш дед сказал мне, что дети должны отвечать за грехи родителей. Мне было всего девять. И если каждый ребенок должен отвечать за грехи своих родителей, то так тому и быть.

Родители и дети связаны своими поступками и грехами. Такова участь каждого в Чосоне. Юджин ни в чем не винил своих родителей, ведь единственным их грехом было то, что они родились рабами. Виноваты были люди, которые бесчеловечно поступили так с ними, разрушили их жизни.

– Так что больше никогда не становитесь между мной и вашими родителями, если не хотите сами заплатить за их грех. Каждый считает свои трудности самыми страшными, но, когда перед вами стоит человек, у которого вырвали сердце, не стоит говорить о своей боли. Это просто-напросто невежественно.

Хисон смотрел вслед удаляющемуся Юджину, после чего, склонив голову, остался стоять один в вечерних сумерках. Стало так темно, что он едва мог разглядеть что-либо вокруг.

Пришли работники гостиницы и начали снимать с веревок высохшие простыни. Хисон вспомнил день, когда увидел Эщин, ее милое лицо, от которого затрепетало сердце.

– Это меня и беспокоит… – прошептал он.

Ему хотелось поскорее увидеть Эщин, чтобы почувствовать себя не таким одиноким.

* * *

На пороге лавки «Все что душе угодно» Хисон столкнулся с выходящей оттуда женщиной в дорогих одеждах. От столкновения она чуть не упала.

– Матушка, что вы тут делаете? Я тут просто мимо проходил…

Хосон подняла голову и с раздражением посмотрела на того, с кем столкнулась, но, узнав сына, смягчилась. Ей слабо верилось, что сын просто проходил мимо. Она слегка похлопала его по плечу и выронила сверток. Хисон поднял его и в складках тряпицы разглядел потертое украшение. Мог ли он знать, какое прошлое символизирует эта вещица, от которой его отец поспешил избавиться после встречи с Юджином на пороге своего дома…

– Матушка, вы уронили. Неужто отец заставляет вас покупать старые украшения? Какой же он скряга, – с разочарованием в голосе сказал Хисон матери, которая явно была смущена.

– Ты точная копия отца… А это что? Распродаешь свои вещи? – спросила Хосон, доставая часы, которые он недавно отнес в лавку.

Тот с удивлением посмотрел на часы.

– Твой дедушка подарил тебе эти часы, когда ты уезжал в Японию. Как ты посмел их заложить? Господи, не могу поверить, что родила такого неблагодарного сына!

– Тот день, когда ты меня родила… – начал задумчиво Хисон. – Матушка, в год моего рождения, или, может, месяц, или же день…

В тот день они могли погибнуть, но вместо них погибли другие. Хосон машинально ощупала у себя на шее шелковый платок, под которым был надежно скрыт шрам. Она снова вспомнила тот день, служанку, приставившую к ее шее осколок нефритовой заколки. Хосон потом всю жизнь пыталась выбросить из памяти произошедшее, но тщетно: день рождения сына постоянно напоминал о случившемся. Появление Юджина заставило ее и Анпхёна снова пережить все те события.

– В общем, тогда ничего плохого не произошло? Не случилось ли какого-нибудь несчастья с девятилетним рабом, например? – тихим голосом спросил Хисон.

Однако Хосон сделала вид, что не услышала его, и обратилась к служанке, стоящей поодаль:

– Боже, дырявая моя голова… Совсем забыла дать указания слугам насчет обеда! А ты, дорогой мой, – продолжила она, снова обращаясь к сыну, – не пытайся ничего узнать, просто оставайся в гостевом доме, пока я не дам тебе знать. Не выходи никуда, хорошо?

Хосон вложила часы в руку Хисона, а затем быстро развернулась и ушла. Он с отвращением посмотрел на часы в своей руке, открыл крышечку – секундная стрелка неумолимо бежала вперед с еле слышным тикающим звуком. Эти часы как будто были его наказанием и возвращались к нему снова и снова.

Он еще какое-то время постоял, а затем глубоко вздохнул и пошел.

– Вы ведь молодой господин Хисон? – спросил его человек, выросший перед ним как из-под земли.

– Как ваши дела, господин? Я Чонмин, работаю в швейной мастерской «Тэра». Когда вы пришли сшить свой первый костюм, я снимал с вас мерки. Вы тогда еще были без бороды. Помните меня?

Хисон наконец вспомнил мужчину и протянул ему руку.

– Рад снова вас видеть. Кстати, костюм подошел? Кажется, госпожа Эщин принесла не совсем точные мерки. Скорее всего, он может быть вам маловат, – немного грустно сказал Чонмин.

– О каком костюме вы говорите?

– Госпожа Эщин заказывает для вас костюмы каждый год.

Чонмину было искренне жаль, что костюмы, сшитые по заказу Эщин, Хисону были явно не по размеру. Однако Хисон никогда не видел этих костюмов, равно как и улыбки Эщин. Но он был достаточно сообразителен и решил не выдавать своего удивления.

– А, те самые костюмы, которые я каждый год получал из Чосона? Вероятно, я немного подрос. Я так часто носил этот костюм в Японии, это вам я должен быть за него благодарен?

– Нет, мой учитель сшил его. Я все еще только снимаю мерки, потому что я чосонец. Будем рады и впредь шить для вас, так что заходите к нам, господин.

Хисон попрощался с Чонмином. Как только он ушел, Хисон еле слышно пробормотал:

– Она сказала, что желает разорвать помолвку, и тем не менее каждый год шила для меня костюмы…

Хисону стало интересно, что же Эщин сделала с костюмами, которые были ему не по размеру. Правильнее было бы спросить у нее лично, но кто знает, ответит ли она.