Сергея словно молнией ударило: все вокруг обрело вдруг нормальную скорость, звуки стали резче, бабкин надрывный вопль подскочил сразу на четыре тона…

Ноги сделались ватными, кровь, разжижаясь, отхлынула от лица, в груди словно сломалась какая-то пружина.

— Господи… Ты… Ты умер! Тебя… в голову! Ты!!!

— Помоги… брат… — до Сергея дошел, наконец, смысл слов, что шептал смертельно раненный — даром, что ли, год зубрил разговорник!

— Не стреляй… брат… это же я… холодно, брат… о, алла, как же холодно…

— Господи, боже мой… — не отрывая взгляда от умирающего, Сергей до крови прикусил внезапно задрожавшие губы и, не в силах справиться с перекосившей лицо плаксивой гримасой, принялся пятиться к аллее. — Господи… Да что же это такое…

— Не бросай… брат… умираю я… — затухающе неслось вслед убийце, удаляющемуся к спасительному забору. — Умираю… Брат…

…Вопреки ожиданиям, Шведов не стал переживать по факту возникновения неправильных трупов в воровской слободке. Даже ритуального «я очень недоволен!» не прозвучало — только брови нахмурил да глянул неласково.

— Пять трупов, — полковник прищурился, словно смотрел через прорезь прицела. — Да уж… Оценка — удовлетворительно. Могло быть и хуже. Как «Ниву» парковали?

— Мо поставил, Мо забрал, — доложил Антон. — Меня на стоянке не видели.

— Хорошо, — одобрил полковник. — Минус увязка по паре. «Волгу» куда дели?

— Оставили напротив тамошнего РОВДа. Подъехали тихо, никто не видел.

— Шутники, мать вашу, — полковник хмыкнул, покрутил головой. — Хотя, как раз там позже всего и найдут. Молодцы. Ну, в принципе…

— Это ещё не все, — Антон выложил деньги, паспорт и самую малость замялся.

— Рассказывай, не стесняйся, — скучным голосом под бодрил полковник, верно истолковав заминку младшего коллеги — сейчас будет повествование о проколе.

— У «майданщика» был тайник. В числе прочего нашли там вот этот паспорт. Вы гляньте…

Шведов глянул. Угукнул, поиграл бровями, глядя в сторону, уточнил:

— А в паспорт ты заглянул уже после — когда всех завалили. Правильно?

— Правильно…

— Оценка «неуд»! — полковник бросил паспорт на стол, звонко хлопнул по столешнице ладонью, от души чертыхнулся и, ядовито резюмировал: — Общаться с объектом, значит, мы не желаем? Сначала всех пустим в расход, а потом будем горячо сожалеть о содеянном и казниться: ай, поспешили маленько! Ну скажи что-нибудь, реабилитируйся!

Антон виновато молчал, опустив голову. Чувствовал себя как примерный ученик, умудрившийся отхватить «пару» за простейший вопрос. Реабилитироваться было сложно.

Мо замер на стуле, как истукан, втянув голову в плечи и боясь пошевелиться. Для него самый главный человек в этом мире — командир. Тот, кому командир подчиняется — дядя Толя, в данном случае, — уже не человек, а что-то вроде божества. Теперь божество гневалось, и смертный боялся лишний раз хлопнуть ресницами: а ну как заметит и молнией — по темечку! Была у смертного в тот миг светлая мечта: чтобы побыстрее все кончилось и можно было бы пойти на кухню — питаться.

— Ладно, не будем по этому поводу слюной брызгать, — с минуту побарабанив пальцами по столу, решил Шведов. — Признаем: лучше от стенаний не станет. Утешимся: все предугадать невозможно. Возрадуемся: напоролись на некую небезынтересную информашку. Что у нас с клеткой?

— С клеткой — провал, — Антон неуютно передернул плечами, припомнив, как нехорошо обращались в старые времена с гонцами, приносившими дурные вести. Сегодня он как раз играл роль такого непутевого гонца: все вести были дрянными. — Вот, смотрите…

— Одно к одному, — печально заметил Шведов, выслушав диспозицию и полюбовавшись на торчковые художества. — Предложения?

— В принципе, можно попробовать, — без особой уверенности сказал Антон. — Задача вполне решаема. Вот эти минусы, правда…

— Ты меня не утешай, я не барышня, — полковник не уверенность младшего поймал с полунамека. — Оставь свое чувство вины и говори, что думаешь. Напоминаю: это вы послезавтра будете там висеть, а не я. Ну?

— Сырая диспозиция, — осторожно выдал определение Антон. — Ряд существенных деталей отдаем на волю случая. В общем — не наш стиль, авантюрой попахивает. Однако не думаю, что за оставшееся время мы родим другой вариант. Так что…

— Я вас понял, коллега, — Шведов хлопнул ладонью по столу и махнул рукой в сторону выхода: — Все свободны. Ванька баню топил, так что — давайте. Сегодня больше никаких головоломок, а только малая релаксация и здоровый сон. Завтра с утра займемся этим делом вплотную…

Шведов все старается обосновать с точки зрения целесообразности и научного подхода. Когда люди занимаются противоестественными для воспитанного цивилизацией индивида пакостями, психика у них неизбежно пошаливает. Естественная реакция нормальным образом организованного сознания на ненормальные деяния рук человечьих. А посему ратным индивидам требуется своевременная релаксация — иначе психика укатит в запредельные сферы, недоступные пониманию обычных товарищей.

Большая релаксация — это в стационаре. На базе то бишь. Два часа мини-футбол с полным выплеском эмоций (сыновья Бирюков на «атасе» — вдруг кто мимо проедет?), три часа — баня с доступными девами, затем — плотный долгий ужин, состоящий из деликатесов (доступные девы хорошо готовят) и высококачественного сорокапроцентного алкоголя до семисот граммов на брата. В завершение — сон до упора, пока индивид сам окончательно не проснется насчет пописать или от голода.

Малая релаксация, это на выезде — при наличии возможностей. Час в бане без дев, либо ванна с контрастным душем, умеренной плотности ужин с высококачественным алкоголем до трехсот грамм на брата и восьмичасовой сон.

Есть ещё полная релаксация. Это — трехдневный беспробудный запой. Проверенное народное средство — нервное напряжение как рукой снимает. Главное, на выходе внимательно наблюдать за индивидом. Потому что на выходе у индивида может быть депрессия с непредсказуемым финалом.

К полной релаксации с некоторых пор в команде практически не обращаются: товарищи опытные, очерствевшие донельзя, при виде свежеубиенных врагов слезы на глаза уже давненько не наворачиваются…

Вволю попотев в просторной дубовой парилке, Сыч и Мо поплескались в небольшом бассейне (при достаточно скромной усадьбе Мент не мог отказать себе в такой слабости, как хорошо оборудованная баня — это ведь на усадьбу могут смотреть все подряд и делать выводы, а в баню ходят только свои, можно не таиться!), и сели вечерить.

Метнули три по пятьдесят, плотно поели и на том остановились: Антон расслабился, прислушался к себе, недомолвок в диалоге своей скособоченной нравственности с рациональным мышлением не обнаружил и решил — ну и нормально, нечего зря травить организм.