меня также стоял осёдланный конь, нашли мне шапку, так как у меня её не было. Итак, мы сели в седло и пустились в дорогу. Не было времени ни разговаривать, ни спрашивать, ни благодарить. Как я, ослабевший и отвыкший от коня, на него сел, сам не знаю. Мы ехали рысью и галопом почти до полудня и такими дорогами, что на них не нужно было опасаться погони. Край был гористый и лесной; в конце концов мы спустились на равнину и в деревне, которая находилась у подножия гор, остановились на отдых.

Когда я слез с коня, разбитый, закачался и упал. Меня пришлось приводить в чувство и подкреплять водой и вином, которые были у Задоры. Когда я поднялся, начал их благодарить.

Задора смеялся и так был счастлив, что сам чуть не благодарил за то, что ему удалось меня спасти.

— Боже милосердный, — воскликнул я, тронутый благодарностью, — но как же вы напали на след?

— Нам не было надобности его искать, — произнёс Задора, — послушай, как это было: король, когда узнал, что тебя нет, приказал следить за теми, с кем ты ходил и где бывал, только поначалу сильно гневался. Но у него достаточно дел в голове, особенно с этими пруссаками, чтобы думать обо всём. Не скоро потом вспомнил о тебе. Вроде бы какой-то литвин ему что-то шепнул. Велел позвать меня к нему.

«Не спрашивай ни о чём, — сказал он, — сделай, что скажу; награжу тебя хорошо».

«Милостивый пане, — сказал я, — и без награды жизнью рискну».

«Яшку Орфана похитили, — говорил далее пан. — Жаль парня; если жив, то найдётся ни где-нибудь (донесли мне), только в Навойове, в замке. Замок старый и укреплённый, трудно в него попасть, — говорил король дальше, — но для чего тебе разум и руки?»

Посмотрел на меня король, — продолжал Задора, — а я, кланяясь ему до колен, улыбался.

«Милостивый пане, — сказал я, — раз я знаю, где его искать, надеюсь, что Яшка, даст Бог, достану, но позвольте мне взять с собой Марианка. Когда нас будет двое, мы вряд ли пропадём».

Король положил на уста палец.

— Бери и иди, а об этом всём не болтай, ни куда, ни зачем и, вернувшись, если Яшко жив, пусть не болтает, что с ним случилось, где был, кто его спасал. Смотрите, а то буду гневаться.

Пан подскарбий дал мне достаточно денег на дорогу, — докончил Задора.

Я, слушая, только одно имел в голове: что король обо мне всё-таки заботился, спрашивал, был милостив ко мне и хотел спасти. Моя любовь к нему ещё возрасла, и я воскликнул, ударив себя в грудь:

— Да будет воля Божья, буду жить только для него. Хочу быть его рабом, последним слугой.

— Помни только одно: когда вернёмся, — добросил Задора, — чтобы о своей участи, о том, что с тобой случилось, молчал. Король приказал, понимаешь.

— Рта не открою, — сказал я, — хотя, Бог свидетель, не знаю и не понимаю, за что меня, бедного сироту, кто-то может преследовать. Чем я провинился? Кому мешает, что по свету хожу?

Так мы, отдыхая, разговаривали, не очень спеша ехать дальше, потому что Задора и Марианек, может, не так устали, но я был сломлен и так страдал, что сам не знал, как долго просижу на коне. Когда я это сказал, Задора проговорил:

— Держись хоть зубами за седло, а мы не можем ночевать вблизи гор и Навойова. Кто знает, что готовится? Если им, этим разбойникам, так важно держать тебя под ключом, могут нас преследовать. Тут они как дома, деревни и постоялые дворы принадлежат им. Крикнут, люди придут им на помощь, а к нам никто. Нас двое, четверо слуг, это шесть голов и шесть мечей, а твоего я не считаю, потому что тебе сперва перекусить нужно, прежде чем начнёшь воевать.

Едва договорил он эти слова, как вокруг постоялого двора послышался цокот копыт. Марианек вылетел, как камень из пращи. Задора нагнулся к окну и начал считать прибывших людей, сердце моё заколотилось. Из комнаты мы слышали только, как Марианек велел челяди собираться в группу.

— Четыре всадника, — отозвался Задора, — ежели их не больше и не подъедут другие, не побоимся.

В комнату вбежал Мариан с искрящимися глазами.

— Много?

— Четверо. Нет смысла суетиться.

Только он это договорил, когда на пороге я увидел Слизиака. Всунув голову в полуоткрытую дверь, он глазами искал по комнате, несомненно, меня. Я сидел в тёмном углу за Задорой и видно меня не было. Я ударил того локтём и шепнул:

— Вот тот, кто меня похитил!

Задора дал Марианку знак головой и они договорились. Слизиак тем временем стоял на пороге, не зная, войти или нет. Сидевший рядом со мной заслонил меня спиной, так что я не был на виду.

Заколебавшись немного, старый медведь, восславив Христа у порога, вошёл тяжёлым шагом. По мне бегали мурашки.

Ничего не говоря, он оглядел по кругу помещение.

— А откуда Господь Бог ведёт? — высокомерно спросил Задора.

— Из околицы, — отпарировал Слизиак. — А вы?

— Мы из-под Кракова, — сказал мой товарищ.

Слизиак положил шапку на стол и вытянулся. Сел на лавку, а так получилось, что увидеть меня не мог.

Велел шинкарке принести себе пива. Видно, его тут знали, потому что сразу обслужили.

— Не проезжал ли кто-нибудь сегодня туда? — спросил он хозяина.

— Солтыс из Бжезан и два кмета из Навойова.

— А чужие?

— Первыми приехали сюда вот те, что перед вами.

Я сидел, как на углях, потому что мне каждую минуту казалось, что своими волчьими глазами он высмотрит меня и бросится, как на свою жертву. Сумрачный Слизиак пил пиво. Задора его разглядывал, точно заранее взвешивал его силу, на случай, если бы с ним пришлось столкнуться.

Они договорились глазами с Марианком, как то они умели, что им слов для этого было не нужно. Мариан приоткрыл дверь в конюшню, чтобы поглядеть, были ли в готовности люди. Тем временем те, кто прибыли со Слизиаком, расседлали коней, сняли с них узду и привели их к кормушкам. Задора это всё, должно быть, подметил и, выждав немного, встал, беря меня за рукав. Потом сразу схватился за рукоять сабли и, надев колпачок, вышел на сердину комнаты. Кивнул головой Слизиаку, указывая на меня.

— Будь здоров, старик! — засмеялся он.

Только теперь увидев меня, этот медведь вскочил, словно его кольнули копьём.

Он хотел бежать на нас, но Марианек выхватил из ножен его собственный меч и с ним встал напротив.

— Не двигайся, а то голову проломлю! — крикнул он.

Мы с