Повисла тишина. Рутт не спешил ее нарушать. Минута молчания по погибшей молодой женщине была нужна кажется им обоим.

– В общем так, как парень поначалу был нормальным, его к остальным перевели не сразу. Сначала в обычный детский дом запихнули, надеялись, что кто-то усыновит, он же полный сирота был. Потом, когда подрос поставили диагноз дистрофия и перекинули к соатльным, а он лет в пятнадцать сбежал. Мы потом детей и сотрудников аккуратно расспросили, и поняли, что он был аномально сильным, как тристанцы.

– Кем он в итоге стал? – поторопил слегка заплетающийся язык леди Рутт.

– Наемником, – поморщилась женщина. – Весьма специфическим.

– Киллером? – уточнил, прозревая, мужчина.

– Откуда? – вскинулась леди.

– Догадался. И раз матерью его была менталистка, полагаю проникать в сознание других людей он тоже умеет.

– Вот этого не знаю, – расстроенно махнула рукой Сесилия, – мальчик еще до побега тайно участвовал в боях без правил. Сила позволяла, вид хрупкий, на него никто не ставил. Когда устроители его кинули с деньгами, он разобрался по-своему, и заодно репутацию заслужил, ну а дальше покатился по наклонной.

– И звали его?

– Кинан Рудый. И не смотри на меня так, имена давали не мы, а работники приютов.

– Рудый значит, а как его в приюте называли? – Рутт вскочил и бросился к отчету, который лежал на столе.

– Не знаю, он рыжий был, как морковка, так что рыжим наверное… – растерялась леди Тремейн и тут же попыталась оправдаться: ты пойми, мы боялись привлекать к детям внимание, поэтому лично в приюте не появлялись.

– Понимаю! – бросил Илтон, перебирая странички. – Вот, нашел! Моя СБ подобрала среди осколков в приемной комм Литары. Он был сильно поврежден взрывом, поэтому медики его просто срезали, чтобы подключить приборы. Но мои умники решили почему-то что сигнал о взрыве пришел с комма и проверяли всех. Так вот у Ли было не открытое сообщение «Солнышку от Рыжего». – Тут Рутт сделал паузу, давая собеседнице осознать услышанное. А внутри короткий совет: сиди дома.

– Ты думаешь это мог быть тот самый Кинан? – удивилась леди Сесилия. – Почему?

– Потому, что в мединституте, куда я отвез Литару, со мной говорил один из ассистентов. И рассказал именно о том, что в личных делах «детей-киборгов» нет никаких сведений о родителях. Да и привет от рыжего моей секретарше передал.

– Ты думаешь этот мальчик…

– Возможно его наняли устранить Ли, – кивнул Илтон, чувствуя, как холодеет сердце. – Он ее узнал, и постарался остановить. А когда не получилось, минимизировал вред, и дал подсказку мне.

Леди Тремейн выдохнула и запила свой шок глотком спиртного:

– Только не говори, что он влюблен в Литару!

– Не скажу, это ведь не оперетта, – пожал плечами Рутт, – но они могли дружить, или хотя бы общаться. И если он выяснил у заказчиков почему ее пытаются убить, возможно он пожелает узнать, кем были его родители?

– Рут!!! – леди Сесилия передернула плечами, – поверь, ни один ребенок не захочет узнать о своих родителях такое!

– Как знать, – глава корпорации был предельно серьезен. – Я просто подумал, что он может обменять эту информацию на другую – о тех, кто заказал Литару.

– Нет-нет! Это просто бред какой-то! – возмутилась леди. – И потом, как ты предлагаешь с ним связаться?

– Я найду способ, – не открыл своих секретов Рутт, – а ты узнай у Правителя, и у его жены, согласны ли они на такой обмен. Через пять дней мне нужно знать точно!

– Почему такой срок? – удивилась женщина.

– Потому что Лиатра уже два дня в коме, а через пять ее будут возвращать в мир живых, – неопределенно ответил мужчина.

– Я… узнаю, – сдалась леди Тремейн.

– Ну и отлично! Попрошу своих ребят отвезти тебя домой.

– Хитрец! – Сесилия попыталась встать и обнаружила, что ноги очень плохо держат ее.

– Да-да, я такой! – не стал отпираться глава корпорации, – напоил бедную женщину, вытянул все секреты, дал задание, а теперь жестоко отправляю домой в объятия любимого мужа. Любимого, надеюсь? – он остро взглянул на старую подругу и наткнулся на такой же острый, слегка насмешливый взгляд.

– Любимого! – ответила леди и тут же картинно упала на руки вошедших бодигардов:

– Все мальчики! Я абсолютно пьяная, несите меня домой!

Литара медленно приходила в себя. Сначала вернулись звуки – опять преувеличенно громкие и резкие. Потом она ощутила свое тело. Оно ныло и стонало, захотелось потянуться, пошевелить руками и ногами, встать, но рядом попискивали приборы, а это означало, что резких движений лучше избегать. Поэтому девушка открыла глаза и уставилась на врачей.

– Ну вот и отличненько! – профессор, как всегда, без предупреждения посветил фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков. – Теперь потихонечку убираем все лишнее, и можно вставать! Недельки три-четыре отдыхать и восстанавливаться, потом к нам, на терапию!

Ли думала, что доктор обращается к ней, но тут в поле ее зрения появился шеф:

– Я все понял, – сказал он, – флайер ждет.

– Ну подождите тогда в коридоре, – ворчливо отозвалась медсестра, – дайте девочке умыться и привести себя в порядок.

Шеф ушел, а для Литары началось не самое легкое время – сначала убрали трубки. Катетеры для капельниц и не для капельниц. Потом отклеили датчики мониторов. Когда писк затих, щелкнули рычаги кровати, поднимая Ли в сидячее положение.

– Вот так, – довольно сказала медсестра, разглядывая бледную, встрепанную, как воробей девушку, – посиди немножко, дай голове привыкнуть, и пойдем в душ!

– А мне можно уже? – обрадовалась Литара.

– Можно, – отозвалась медсестра, – твой красавчик пластокожу привез, и еще всякое такое. Вон на руки глянь!

Девушка послушно опустила взгляд на руки, и увидела, что они до локтей затянуты темной пленкой, точно перчатками из тонкой глянцевой кожи.

– Это ничего, – заговорила медсестра, – три недели поносишь и все затянется, потом профессор уж подскажет, что дальше делать…

В общем помогая Литаре встать, дойти до душа и вымыться, женщина не замолкала. Так пациентка узнала, что на руках у нее специальные перчатки для ожогов, изготовленные из рыбьей кожи. На животе наклейка из пластокожи для хирургических швов. Все прочие следы, даже от уколов залечены и заклеены, и внешность абсолютно не пострадает. Надо будет лишь долечится.

Ли слушала, кивала, но все еще пыталась вернуться в реальный мир. Она всей кожей ощущала, что вокруг нее произошло слишком много всего, но все, что она хотела знать, скрывалось за прочным фасадом пустой болтовни.

Ее вымыли, одели в просторную больничную рубашку, принесли кефир и желе.