Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И сдать того, кто выручал меня не раз?
— О том, что было там, в подземелье, в этих обстоятельствах не стоит рассказывать, — продолжил трибун. — Начнешь об этом болтать — ничего не докажешь, только себе конкретно навредишь.
Я кивнул, от этого движения, а точнее от сомнений заболела голова.
Сказать или нет?
Стать сообщником предателя или стать сообщником того, кто меня пытал?
— Ты умный, ты понимаешь, — Геррат, судя по лицу, был доволен моей покладистостью. — А теперь расскажи мне, где тот предмет, который мы добыли вместе?
— Его больше нет, — сказал я, глядя прямо в блеклые шавванские глаза, и развел руками. — Все, сломан.
Только не отвести взгляда, не моргнуть… ведь я говорю правду!
— Очень печально, — контрразведчик покачал головой. — И мы не знаем, где искать?
Я снова развел руками — толкуй этот жест как хочешь, ведь ты не знаешь, а я знаю. Удержался от инстинктивного желания схватить лежащий под боком рюкзак, спрятать куда-нибудь, где Геррат его не увидит, но удержался с некоторым трудом.
— Ладно. О том, что это было такое, мы поговорим не сегодня, в более удобный момент, — контрразведчик потер усики. — Иди, там как раз еду раздают, а то останешься голодным.
Я снова осознал запах жареного мяса, и от него мои кишки завязались в тугой узел.
Контрразведчик зашагал прочь, и я смог снять шлем, вытереть мокрый от пота лоб, размять занемевшую шею. А потом двинулся туда, где среди деревьев наблюдалась изрядная суматоха, и впервые в жизни увидел, как жарят существо размером побольше мамонта.
Как называлось это устройство я не знал, но если представить походный электрогриль, где можно запекать ломти мяса метр на метр, то это будет оно. Разделанная туша валялась в стороне, трава под ней была залита кровью, и роилось над останками настоящее облако местных мух, таких же назойливых, как и земные.
Мне выдали кусок, с одного края подгоревший, с другого сыроватый, и я впился в него зубами. Сок потек по подбородку, я ощутил сильный привкус хвои, и подумал, что такой твари я еще не ел.
Но ничего, в солдатском желудке и долото сгниет.
* * *
Легат-наварх Надвиз, командир «Гнева Гегемонии», шлепнулся на Бриа вместе со всем центром управления, и тот практически не пострадал. Улегся на поверхность планеты словно модерновое здание в виде военного корабля, только с пушечными башнями не на палубе, а по бортам.
Ангарам с самолетами повезло меньше, но кое-что удалось восстановить, да и зенитки работали, так что теперь мы были под прикрытием с воздуха, и это меня радовало просто неимоверно. Совсем не хотелось еще раз оказаться под ударом брианских штурмовиков или ирандских беспилотников.
Разместили наш манипул в палатках, и едва я зашел в свою, как следом проскользнула Юнесса.
— Давно мы не были вместе, ага, — сказала она, и без всяких предисловий ринулась на меня, обхватила за шею.
Он впилась в мои губы с яростью и страстью, и кровь моя в ответ на прикосновение забурлила. Облапать ее в ответ, сжать руки на подтянутой заднице, провести по бедрам, таким крепким, и она отзовется радостным ворчанием, сдерет с меня надоевшую броню, потом одежду. Я уловлю ее запах, дразнящий и вкусный, и мы окажемся на полу, сольемся телами, как уже было не раз, и это будет разрядка бешеной, неистовой силы.
Я почти ощущал под ладонями ее грудь, слышал стук ее сердца, трогал рожки в густой шевелюре. И одновременно стоял, точно соляной столп, и боролся с этим неистовым, бешеным искушением.
— Ты что? — спросила Юнесса, отстранившись. — Не рад мне?
Ярко-синие глаза ее сузились.
— Рад, чтоб я сдох, — ответил я. — Только все теперь не так, как раньше… Я центурион. Ты — десятник. Ты мне подчиняешься. И мы не можем так просто этим вот заниматься. Извини.
— Это просто та сучка. Сучка! — Юнесса отстранилась. — Жена, оставленная дома! Разорву ее на куски! Я тебя на пальце вертела!
В гневе она была невероятно соблазнительна: глаза сверкают, на щеках румянец. Желание плюнуть на все и отдаться похоти болтало меня как река угодившего в нее щенка: ведь на самом деле ничего не мешает, не зря армия в Гегемонии двуполая, наверняка ради того, чтобы все трахались внутри коллектива и не ходили на сторону, к шлюхам!
И ведь я хотел Юнессу, до дрожи в пятках хотел.
Спас меня браслет-классификатор, на которое пришло сообщение о том, что через пять минут построение. Система связи, работавшая только внутри линкора, начала функционировать, когда мы оказались рядом с уцелевшим после катастрофы центром управления.
— И всех этих мудаков на пальце вертела! — рявкнула Юнесса, которой пришло то же сообщение, после чего занга вылетела из палатки.
— Легат решил на нас посмотреть, — сказал Шадир, когда мы собрались.
Время от времени я ловил на себе его взгляд, полный тревоги и подозрительности, видимо он все думал, когда же я попытаюсь сдать его. Но враждебности или злости в трибуне я не замечал, он словно обреченно ждал развязки, и мне все время казалось, что он сам устал от той игры, в которую ввязался.
Пусть ты ненавидишь Гегемонию, предавать боевых товарищей не может быть легко, если только ты не законченный мерзавец! А Шадир таким не выглядел… но ведь он убийца, и лишил жизни не кого-нибудь, а собственного ребенка, свою плоть и кровь, отсидел за это!
В общем я запутался окончательно.
Решив, что об этом я подумаю в другой раз, я оглядел свою центурию — морды помятые, у мужиков небритые, у кого растет шерсть на физии, снаряжение потрепанное, но в целом все в порядке, строй ровный, вид свирепый.
— Равняйсь! Смирно! — донеслась команда.
Надвиз появился перед нашим строем, и я сообразил, что он здорово хромает, а в руке у него трость. Ему должно быть досталось во время падения, а лазарет со всеми его чудесами остался в другой части линкора.
Шадир доложил наварху, как положено, тот обвел нас мрачным взглядом.
— Хороши, нечего сказать, — прорычал он. — Банда головорезов. Но все молодцы. Выбрались. Как вернемся… всем будут награды, — тут его глаза остановились на мне. — Офицерам уж точно, а рядовым — по списку.
— Служу Гегемонии! — рявкнули мы.
— Вольно, — скомандовал Надвиз. — А ты, центурион Егорандреев, давай ко мне. Быстро.
Я заковылял к