– Возьми меня третьим, – неожиданно для самогосебя предложил Борис.

– А сможешь? – серьезно спросил Спиридон.

Он окинул Бориса внимательным взглядом, прищурилсянасмешливо при виде рваной нищенской робы, потом заглянул в глаза и, очевидно,заметил в них что-то новое, потому что, не дожидаясь ответа, сам сказал:

– Сможешь, – и пошел к лавке.

Борис двинулся за ним.

Плавание прошло спокойно. Сначала мальчишка, так похожий нагреческого бога Пана, сердился на неумелость Бориса и покрикивал на негопо-гречески. Но поскольку Борис по-гречески не понимал, а оттого и не обижался,то мальчишке быстро надоело ругаться. Все время дул ровный попутный ветер, ифелюга, распустив парус, летела как на крыльях. Борис с радостью отдавалсяфизической работе, она помогала ему прийти в себя. Ночами он лежал, глядя назвезды. Здесь, наедине с морем, он обрел если не покой, то жизненный стержень.Соленый ветер выдул из души все метания и страхи недоучившегося студента. Давнопора было перестать плыть в мутных волнах революционного хаоса и обрести цель.Поиски сестры до сих пор были его целью. Но что он сделает, когда найдет Варю?Куда он приведет ее, на что будет кормить и одевать? Как защитит ее от всех –белых, красных, зеленых? Возвращаться в Петроград, в их старую квартиру? Пустятли туда, небось заняли уже большевички… Да не в этом же дело! Жить под властьюбольшевиков, ждать все время, что придут или заберут прямо на улице… Непонравится этим харям – пьяным матросам, бородатым дезертирам, – что одетчисто, что бреется каждый день, что носовым платком мама с детства пользоватьсянаучила… Нет, туда он ни за что не вернется. Ладно, об этом у него еще будетвремя подумать. Ясно одно: теперь со всеми он будет разговаривать только спозиции силы. Никто не посмеет бить и издеваться над ним, Борис Ордынцев этогоне допустит.

Так прошло четыре дня. В свободное время мальчишка-грек училБориса метать нож. Он закрепил на наружной стене крошечной каютки старый бурдюки метал нож по-разному, но результат был всегда один – нож аккуратно протыкалостатки бурдюка и вонзался в дерево. У Бориса долго не получалось, но он тренировалсяупорно и наконец дождался от мальчишки одобрения. Спиридон, глядя на ихзанятия, только посмеивался.

В наступающих сумерках греки высадили его на том же местефеодосийского берега, откуда три недели назад бежал он в смятении, избитыйштабс-капитаном Карновичем и гонимый всеми. Борис карабкался вверх по круче,торопясь преодолеть опасное место до наступления полной темноты. Он самудивился, что нашел верную дорогу в Карантинную слободку, хотя и шел этим путемвсего один раз в сопровождении татарчонка Ахметки.

Вот показалась водокачка, смутно различимая на фонетемнеющего неба, а вот и нужный дом.

Борис зашел с подветренной стороны, чтобы собака раньшевремени не подняла шум. Ему повезло, вдруг он услышал, как отворилась дверь вдоме и голос Саенко пробормотал что-то.

Кобель тявкнул неодобрительно, учуяв Бориса, но Саенко необратил на это внимания. Он отворил дверь калитки и, крикнув в дом: «Марфа,запри за мной!» – зашагал деловито по улице.

«Ох, эти женщины, – думал Борис, проскальзывая воткрытую калитку, – так ведь кого угодно впустят, а потом будут ахать иохать, ограбили, мол…»

Хозяйка показалась на крыльце, привлеченная злобным лаемсобаки.

– Кто там?

– Я это, Марфа Ипатьевна. – Борис возник перед нейнеожиданно, так что она вздрогнула. – Не забыли еще меня?

– Помню, – медленно ответила женщина. – Какрана твоя, зажила?

– Вам спасибо, здоров. Что же в дом не приглашаете, илибоитесь меня? – настойчиво спрашивал Борис.

– Чего мне тебя бояться? – спокойно, но нескольконастороженно ответила женщина.

– Верно, ничего я вам плохого не сделаю. Хочу воттолько с квартирантом вашим побеседовать по душам. Есть у меня что емурассказать, да и его послушать хочется.

– Заходите, – неохотно посторониласьхозяйка, – он скоро придет.

Борис шагнул за ней в кухню, сел на знакомую лавку,оглядываясь по сторонам.

– Где же ваш татарчонок?

– Сбежал, верно, – ответила женщина, – несиделось ему на одном месте. Умыться не хотите ли?

Борис потрогал щеки, на которых скрипела пыль пополам с солью,и согласился. Он вышел в сени к рукомойнику и вдруг увидел в осколочкезеркальца, прислоненного к полочке, отражение Саенко с занесенным над головойздоровым поленом. В ту же секунду Борис уронил мыло и нагнулся за ним ещебыстрее, чем мыло упало на пол. Саенко по инерции сделал шаг вперед, но там,куда он целил поленом, не было ни головы врага, ни вообще никаких частей еготела.

Борис изо всех сил дернул Саенко за ноги, и тот грохнулся напол, сметая за собой рукомойник и еще какой-то скарб, стоящий в сенях.

Кряхтя и охая, почесывая разбитые места, Саенко поднялся наноги, и в глаза ему глянули три дула. Одно дуло действительно было от «нагана»,направленного прямо Саенко в грудь, а два других при ближайшем рассмотренииоказались глазами Бориса.

– На кухню, – сказал он, почти не разжимая губ, ноСаенко его понял.

Марфа Ипатьевна отнеслась к происшедшему довольно спокойно,не визжала и не пыталась подсчитывать ущерб. Ничуть не обманываясьвиновато-растерянным видом Саенко, Борис кивнул ему на лавку, а сам селнапротив.

– Экий ты, сразу драться, – обиженно сопя, завелразговор хитрый Саенко.

– А ты ко мне по-хорошему, с поленом, – прищурилсяБорис.

– И что будем делать? – спросил Саенко. – Я,между прочим, по делу шел – его высокородие встречать. В темноте-то мало ли чтоможет случиться, а коляска до слободки не довезет…

– Вот и шел бы по своему делу, – подала голосМарфа Ипатьевна, – чего ж вернулся?

– Неспокойно мне что-то показалось, – призналсяСаенко. – Но ты не думай, что я так сидеть буду, когда господинподполковник сюда придет. Я его в обиду не дам.

– Не «ты», а «ваше благородие, господинОрдынцев»! – жестко сказал Борис. – А с подполковником мы самиразберемся, без твоей, брат, помощи.

– Да, ну и как же вы, ваше благородие, в Батумепобыли? – Саенко решил сменить тактику. – Что-то недолго погостили.

– А я в Батум не в гости ездил, – буркнул Борис.

– Да, очень Аркадий Петрович за вас переживали…

И поскольку Борис эту тему не поддержал, Саенко продолжалпреувеличенно весело:

– Да и что там, в Батуме-то, хорошего? Одни, простиГосподи, нехристи… Турки там или еще кто. Здесь, в Крыму, все-таки к Россииближе. Конечно, татаре тут, но это не то что турки. Хорошо у татар здешниххозяйство, – бойко сыпал скороговоркой Саенко, поглядывая на Бориса. –Сразу дом, небольшой, ладненький, с галереечкой такой. Горница в доменевысокая, в стене печь не печь – навроде шкаф такой, – это баня ихняядомашняя. По стенам лавки, коврами пестрыми все крытые и с подушками мягкими.На потолке по веревочкам вышивки развешаны. Посуда вся медная, как золотогорит. Хорошо так в доме кофеем пахнет. Жена ходит на тихих туфлях, вся в кисеюзамотана, только глаза черные видать, и думается – что красавица она. –Тут Саенко покосился на хозяйку, но та и бровью не повела. – А за домом сразуручеек журчит, для тени виноградный куст разведен по решеточкам, и киститяжелые синие висят, сами в рот просятся. И над всем домом, над всем садом орехстоит – до того велик, до того зелен и развесист, прямо как дуб столетний вРоссии. А выгляни за низенький такой заборчик – и весь тебе белый свет налицо,и море синее без края…