– Преступления, голубчик, совершаются всегда, и в такиероковые моменты истории их становится только больше – люди, к сожалению,таковы, что, если за ними не присматривает строгий городовой с шашкой, онипроявляют худшие стороны своей натуры… Поэтому сейчас тоже нужно бороться спреступлениями. Кроме того, сейчас происходят такие преступления, которые редкив мирной жизни. Например, предательство, шпионаж в обычные времена – явлениевозможное, но исключительное, а сейчас они происходят сплошь и рядом.

– Так вы начали о психологии, – напомнил Борис извежливости, чтобы поддержать разговор, который, откровенно говоря, продолжатьему совсем не хотелось.

Ему хотелось поскорее допросить штабс-капитана Карновича,выяснить, как и зачем он убил Георгия Махарадзе и куда он дел проклятый списоктурецких агентов. Если Карнович успел список уничтожить, а скорее всего так иесть, то ему, Борису, наплевать. Он получит от Горецкого паспорт и какую-нибудьбумагу, чтобы не трогала его контрразведка в дальнейшем, а там уж – прощайте,господин подполковник!

– Да, голубчик, – ответил Горецкий, не замечая, аскорее всего делая вид, что не замечает недовольства Бориса, – я пригласилпоручика Ковалева, чтобы отвлечь Карновича, притупить его внимание, дабы посленеожиданность обвинения резче ударила его по нервам, заставила поддатьсяпервой, импульсивной, реакции. Чуть всю операцию мне этот Ковалев не провалил –с виду сильный, крепкий мужчина, а едва не позволил Карновичу бежать, свою дажеголову не уберег. Распустились тут от спокойной жизни, их бы на фронт, сразу быреакция стала отличная… Хорошо хоть вы, Борис Андреич, вовремя подоспели иочень мне помогли…

«Нарочно льстит, – сообразил Борис, – он бы и самс Карновичем справился, а если бы не справился, то все равно тому бежать некуда– кругом офицеры, до выхода бы не успел добраться. Привечает меня господин подполковник,зачем-то я ему нужен».

– Простите старика, голубчик, – продолжалГорецкий, – но мне хотелось взглянуть, как вы будете вести себя в остройситуации. Дело в том, что в предыдущую нашу встречу у меня сложилосьвпечатление, что невзгоды вас несколько ошеломили и вы перед ними растерялись…В поведении вашем я усмотрел нерешительность, вы позволили событиям развиватьсяпомимо вашей воли, вели себя подобно щепке в бурном потоке.

После поездки в Батум вы сильно изменились, точнее, думаю,просто раскрылись подлинные черты вашего характера. Вы человек молодой, умный,энергичный; вы юрист, что для меня значит очень многое: юридическое образованиеопределенным образом тренирует и оттачивает ум, дисциплинирует его… Кроме того,вы человек чрезвычайно везучий. Через тысячи опасностей прошли вы, чтоназывается, без единой царапины. Сегодня на рассвете я разговаривал о вас снашим общим знакомым…

– Спиридоном? – догадался Борис.

– Совершенно верно. И Спиридон рассказал мне, какойопасности вам удалось избежать по пути в Батум… Знаете, контрабандисты – народочень суеверный, так вот Спиридон тоже считает вас везучим. Поэтому он и взялвас охотно в свою команду на обратном пути…

Борису надоело вести пустой разговор.

– К чему вы клоните, Аркадий Петрович? Для чего все этидифирамбы?

– Это не дифирамбы, голубчик, это объективная оценка. Аклоню я к тому, что хочу предложить вам работу. Знаю, все знаю просестру, – заторопился он, видя, что Борис сделал протестующий жест, –но, Борис Андреевич, будем реально смотреть на вещи: шансов найти ее у васочень и очень мало. Ну, допустим, придет ответ из Одессы, что не удалось ее тамотыскать, что, вы так и будете болтаться по всему Крыму? А если ее вообще нет вКрыму? А если… – Горецкий осекся.

– Вы хотите сказать, что ее вообще нет в живых? Вычто-то знаете?

– Ничего я не знаю наверняка, – отвернулсяГорецкий, – а если бы знал, то сказал бы вам. Не в моих правилах морочитьчеловеку голову призрачной надеждой.

– Я думал об этом, – глухо проговорилБорис. – Но прежде скажите, вы хотели предложить мне службу вконтрразведке? Благодарю покорно!

– Ох, Борис Андреевич, опять-таки я знаю все, что вымне можете сказать о контрразведке, и гораздо больше! Скажу, что никогда ещеэтот институт не получал такого широкого применения, как в период Гражданскойвойны. Контрразведку создают у себя не только высшие штабы, но каждая воинскаячасть. Да вы и сами видите: в каждом городе она есть. Прямо какая-тоболезненная мания, созданная взаимным недоверием и подозрительностью.Командование знает, что там творится, да сделать-то мало может. Сплошныепровокации, да вот и мы с вами – нашли предателя в контрразведке.

– Да уж, – вздохнул Борис, – воспоминания уменя от вашей контрразведки самые неприятные остались.

– И что вы предлагаете? – агрессивно спросилГорецкий. – Упразднить весь институт, оставив власть слепой и беззащитнойв атмосфере, насыщенной шпионством, брожением, изменой, большевистскойагитацией и организованной работой разложения?

Борис пожал плечами.

– Молчите? – наступал на него Горецкий. – Аведь есть и другой путь – совершенно изменить материал, комплектующийконтрразведку. Скажу вам, потому что секрета в этом уже нет, чтогенерал-квартирмейстер штаба ВСЮР, ведавший в порядке надзора контрразведывательнымиорганами армий, настоятельно советовал Антону Ивановичу привлечь на эту службубывший жандармский корпус. Деникин на это не пошел, а решил для оздоровлениябольного института контрразведки влить в него новую струю в лице чиновсудебного ведомства. То есть вы как раз очень подходите, голубчик.

– Нет уж, увольте, – буркнул Борис.

– Но успокойтесь. Неволить вас никто не станет. Начатьс того, что сам я служу отнюдь не в контрразведке.

– А где же? – недоверчиво спросил Борис,выразительно оглядев кабинет Аркадия Петровича.

– Служба в контрразведке – это, как иногда говорят, моеофициальное прикрытие. В действительности я служу в военном управлении Особогосовещания… Впрочем, я не могу полностью обрисовать вам характер своей работы дотех пор, пока не получу вашего согласия сотрудничать со мной. Так как же, БорисАндреевич? В такое смутное тяжелое время молодой, здоровый, а главное – честныйчеловек не может оставаться вне борьбы.

– Я думал об этом, – повторил Борис. – Есливы считаете, что надежды найти Варвару больше нет, то я, разумеется, не буду,как вы изволили выразиться, болтаться по Крыму. Я вступлю в Добровольческуюармию и буду сражаться с красными, с Махно, с кем придется. Я считаю, что эточестнее, чем мучить пленных в контрразведке.

– М-да, во-первых, в той работе, что я хочу вампредложить, вы сможете принести России большую пользу, чем с винтовкой в окопе.Во-вторых, эта работа позволит вам продолжить поиски Варвары Андреевны, руки увас не будут связаны. А в-третьих, мы покуда отложим этот разговор, вы ещеобдумаете мое предложение. Сейчас есть задача более насущная: нам нужнодопросить Карновича…