— Что ему предложу, когда ты весь двор занял пристройками? Как его теперь делить?

— Не твоя забота, — ласково проговорил Николай. — Как-нибудь договорюсь. И он, уверен, оценит мои хлопоты, особенно в отношении крыши.

Гостенин в досаде поднялся из-за стола.

— Что ты мне всё тычешь крышей?

Голос Николая снова изменился.

— Айда на крышу.

Алексей Семенович было отказался. Но Николай, выскочив, скоро навел лестницу…

— Давай первым.

Без прежней робости Гостенин быстро залез, прошел к трубе. Малого в соседнем дворе уже не было. Мотоцикл лежал без колес, с вывернутым сиденьем.

«Колькина клиентура», — ухмыльнулся Алексей Семенович.

Его скучающий взгляд прошелся под другим домам, почти невидимым за зеленью, остановился на пустоши. Плотный ворс травы как бы укатан валиком, настолько он был неестественно ровен и гладок. Кайма луга резко проступала, словно светлая оправа, выдавленная замысловатым тиснением.

— Любуешься природой, — повел бровью Николай. — Любуйся, хоть этот уголок не испоганили.

— За тем и позвал?

— И за этим. Одним словом, наделали делов с поймой. Будто варвар прошелся по земле. Так скажи, хочу я быть варваром в своем собственном доме? Нет, не хочу. Травы свели подчистую, не спросясь меня. Не смог я помешать тому. Но у себя дома, — Николай притопнул ногой, — все сделаю, чтобы народ видел: здесь живет человек. Да что народ. Я сам должен это чувствовать.

Гостенин пожал плечами.

— Не тебе говорить, не мне слушать.

Николай взглянул ему в глаза.

— Я тебе, Семеныч, так скажу: пошло зло от тебя. Ты зачинщик. И если твои планы насчет жилья какие другие, хочу, чтобы ты долго помнил, в каком виде принял свой дом.

— Тебе какая забота?

— А вдруг неровен час и его задумаешь довести до такого ж.

Последнее замечание вывело Гостенина из себя.

— Значит, я варвар. А кто ты? Поборник выискался. Кроме своего личного, на уме ничего не держишь. Нет, чтобы честно сказать…

Николай не отводил глаз…

— Для таких, как ты, слова — пустой звон.

— Для каких — таких? — готов был сорваться на крик Алексей Семенович. — Я пятнадцать лет не живу здесь.

— Оно и к лучшему. Не то в прах бы всё пошло.

— Да… да, — запнулся от гнева Гостенин. — Иди ты куда подальше. Прокурор доморощенный.

Николай вдруг улыбнулся.

— Куда, как не за стол. Пошли, продолжим беседу.

Анна налила по тарелке борща, посыпала сверху луком. Алексей Семенович долго не мог успокоиться, ел без аппетита.

В сущности, он был почти чужим этим людям. Анну видел в год по разу, когда та на часок-другой заглядывала к тетке — его матери. Николая — и того реже. С Анной он хотя бы рос. А Николай был пришлым, из другой деревни. Помнился он Алексею еще парнем, когда шумел на комсомольских собраниях да расквашивал носы в драках местным задирам. И еще помнил, как тот уводил сестру из дому под причитания родни. Анна вроде бы и колебалась, да уж больно напорист был жених.

Гостенин, покосившись на сестру, злорадно подумал: пока хата была занята, «фасон давила» — мыкалась по квартирам, снимая углы, а как освободилась — в момент примчалась со своим рыжим… Зачем мать позволила занять и свою половину?

Алексей Семенович решительно отодвинул тарелку.

— Шесть тысяч и ни копейки меньше.

— Твое дело, — добродушно заметил Николай.

— Коля, как же…

— Не суетись, мать, — одернул жену Николай. — Хозяин барин. Придется нам с тобой потесниться.

Гостенин внутренне рассмеялся, прочтя растерянность на лице сестры.

«Соображает, квашня, что значит „потесниться“. Через год-другой вернется дочь, закончив техникум. Да не одна, с мужем. А то и на сносях. Сейчас у молодых это просто. Где жить, как не у родителей. А тем самим тесно. Через стену — посторонние люди. Комфорт, и только».

Алексей Семенович угадал. Анна робко, почти просяще выдавила:

— Ты бы сбросил чулок, Лёша. Свои как-никак.

— Замолчишь ты, в конце концов, — прикрикнул Николай. — Мы хоть и не гордые, но за свое постоим.

— За что же? — с деланным интересом спросил Гостенин.

— Сам знаешь.

— Ремонт, что ли? Пожалуйста, найду покупателя, сочтутся с тобой.

— А я думал, ты смекалистее. Кроме денег, есть и другое.

Алексей Семенович застыл с полуоткрытым ртом, не зная, что сказать в ответ.

Николай вынул из кармана какие-то бумажки, углубился в чтение.

Боясь, что и Анна займется чем-либо иным, а то, чего доброго, и уйдет, Гостенин торопливо обратился к ней:

— А ты бы сколько дала?

— Тыщь пять положила б.

— Самое большое, — дополнил Николай.

Алексей Семенович мысленно прибросил: «Шесть, ясное дело, не выгорит. А вот пять с половиной…»

— А если не вашим и не нашим?

Николай аккуратно сложил бумажки…

— Последнюю тыщу, как я понимаю, пополам.

— Правильно понимаешь, — с ноткой примирения подтвердил Гостенин.

Супруги переглянулись.

— Нет, Семеныч, — твердо сказал Николай. — На пять мы и то едва согласные. Прибавь к ним расходы — на круг шестерик выйдет.

Алексей Семенович поморщился: «Опять за свое».

— Что у тебя: шифер или обои золотые? — в раздражении проговорил он.

— А то даром. Сам будто не знаешь, как нам все дается.

— Включил бы их в какую заявку. Ты же завмастерскими.

Николай снисходительно улыбнулся.

— Отвык, Семеныч, от нашей жизни. Отвык. Чтобы достать любую ерунду, даже для производства, надо так вертеться!

— Зачем вертеться? Сам на этом деле сижу, знаю, — приосанился Гостенин. Есть фонды, лимиты, что положено — обязательно получишь.

— Толку от этих фондов. Чего не надо — через горло, что до зарезу нужно — с гулькин нос. Вон у нас в мастерских получили весной через твою контору запчасти на трактора. Перебрали — половина бракованных. Если бы не ходили с протянутой рукой, чёрта лысого подготовили б технику к сроку. А уж цемент, стекло, кирпич…

Николай продолжал сетовать на плохое снабжение, но Алексей Семенович плохо слушал. В нем вдруг пробудился аппетит, и он, не стесняясь, уплетал все, что было на столе.

— В общем, я бы вашу контору крутанул бы как следует, — подытожил Николай. — Уж больно нерасторопны.

Гостенин с удовольствием отпил холодного компоту.

— Мы областное заведение. С районной решайте сами. У вас сейчас тоже немало прав.

— Права не блат, много с них не поимеешь.

— Верно, — согласился Алексей Семенович, глядя на Николая дружелюбно, почти отечески.

Горячая голова, но с понятием. Пообтерла жизнь. Гонору и поныне достаточно, но больше от слабости, от неумения поставить себя как следует.

Он обнял свояка:

— Слазим, Никола, лучше на крышу. Посмотрю еще разочек на родные окрестности.

Николай недоверчиво повел головой, однако встал, придержав жену.

— Огурчиков попробуем. Скинь гнёт. Небось просолились.

Час