Он стоит совершенно неподвижно. Смотрит в пол, и меня оставляют все глупые надежды. Ничего. Ни словечка, ничего. Просто часть его состояния и чертово молчание. В душе у меня дыра, и я объявляю войну своим эмоциям, отчаянно пытаясь собрать воедино то, что осталось от гордости.

– Хорошо. – Я вытираю глаза и глотаю слезы. – Хорошо. Но ты должен знать, что погубил ее.

Его глаза вновь стекленеют, и я чувствую в нем перемену вопреки его холодной выдержке.

– Ты разбил ей сердце и стал первым мужчиной, который разбил и мое. Но с ней это был хотя бы полный разрыв. – Я качаю головой. – А вот мое ты разбивал на протяжении долгих двадцати лет. Порой я думаю, что проклята, раз унаследовала ее сердце, но теперь считаю, что лучше так, чем получить твое.

– Я хочу только…

Я хлопаю по столу ладонью.

– Лучшего для меня? Что ж, ценю твои усилия. – С отвращением качаю головой. – Сделка заключена, Роман. – Я протягиваю ему руку. – Пожми мне руку.

– Что? – Он смотрит на мою протянутую ладонь и заметно бледнеет.

– Это ведь финансовая сделка? У меня еще мало опыта, но уверена, так ты закрепляешь свои договоренности. Рукопожатием скрепляешь сделку. Я принимаю твои условия. Я… п-принимаю вашу взятку, мистер Хорнер. Считайте, что деньги потрачены не впустую.

– Я не собирался…

– Да, собирался. Пожми руку.

С поникшими плечами Роман вкладывает ладонь в мою руку, и я стараюсь приложить все усилия, чтобы мои колени не подогнулись. Мотивы моего поступка сугубо эгоистичны, потому что я в первый и последний раз держу за руку своего отца.

– Теперь посмотри мне в глаза, – хрипло приказываю я, – и попрощайся.

Когда он смотрит мне в глаза, я не чувствую удовлетворения.

– Попрощайся, Роман.

– Сесилия, это смешно. – Я резко отдергиваю руку.

– Ты заслуживаешь кармы, которая тебя настигнет. И в этом есть своя прелесть: ты никогда не узнаешь, когда тебе все вернется бумерангом.

– Я приму это во внимание. – Отец прочищает горло и говорит хриплым голосом: – Ты все сказала?

Слезы, которые я больше не в силах сдерживать, бегут по щекам, и я киваю.

– Да, сэр. На этом все. Вам стало лучше?

– Я понимаю, что ты расстроена, но…

– Прощай, Роман.

Я иду к двери с папкой, полной денег. За спиной раздается еле слышный голос, почти шепот:

– Пожалуйста, держи меня в курсе касаемо успехов в учебе.

Я оглядываюсь и вижу в его глазах раскаяние, но через секунду он отводит взгляд в сторону.

– Иди к черту.

Глава 17

Несмотря на то, что у меня оплачена еще одна ночь в отеле, я еду домой, поскольку там чувствую себя спокойнее. Если уж быть откровенной, я чувствовала себя спокойнее под присмотром Тобиаса, в то короткое проведенное с ним время, чем в конференц-зале наедине с родным отцом.

По пути домой я думала о словах, которые могла бы сказать по-другому, но я донесла свою мысль, и мое мнение никакой роли не сыграло. Вообще.

Оставив Романа, я не проронила ни слезинки – ни в лифте, ни когда забирала из номера сумку, ни по пути домой. Но стоит мне подъехать к особняку и увидеть его – безжизненное здание, имитация жизни, которой не существует, – как пощипывание в глазах становится невыносимым.

Дом, в котором никогда не будет жить семья.

Я оставляю сумку в машине и медленно поднимаюсь по ступенькам, как вдруг слышу рокот двигателя. Оглядываюсь и вижу, как на подъездную дорожку въезжает «Ягуар» Тобиаса. С противоречивыми эмоциями, сжав кулаки, поворачиваюсь, пока он объезжает дорожку и резко останавливается.

Тобиас, одетый с иголочки, выходит из машины и идет ко мне целеустремленным размашистым шагом, остановившись у подножья лестницы. Я скрещиваю на груди руки, пока он осматривает меня с головы до ног. В его глазах виднеется нечто, напоминающее беспокойство. Но я слишком поглощена мыслями, чтобы раздумывать над тем, что оно значит.

– Не сегодня, Тобиас. Не сегодня. Просто дай мне отдохнуть.

Не двинувшись с места, он прикусывает губу.

– Зачем ты приехал? – требовательно спрашиваю я и делаю шаг вперед, голос предает меня хрипотцой. – Документы подписаны. Наша сделка завершена, Тобиас. Ты выиграл. Забирай свое королевство. Вперед. Я не стану тебя останавливать. – Я держу лицо, чувствуя, как сердце начинает расходиться крошечными трещинками.

Нет, нет, нет. Сердце, молю, не поступай со мной так.

Тобиас сглатывает и, опустив взгляд, засовывает руки в карманы брюк.

– Уходи! Проклятье, если в тебе есть хоть капля порядочности, уходи сейчас же. Если тебе что-то нужно, это может подождать.

Он медленно поднимает на меня глаза, а я прижимаю ладони к животу, желая удержать себя в руках.

– Ты получил, что хотел! Все кончено. Я скоро уезжаю. В доверии больше нет необходимости. Уезжай. Шахматная доска целиком и полностью теперь твоя.

Тобиас продолжает молча наблюдать, как я медленно теряю рассудок.

– Ты пришел позлорадствовать? Что ж, зря, я теперь очень богатая, ты не в курсе?

– Сесилия…

– Ты победил! Победил! – Я раскидываю руки и поднимаю их. – Все твое. Верши свое черное дело.

С перекошенным лицом он делает ко мне шаг, потом другой.

Я продолжаю отступать к двери.

– Все кончено. Шах королю. Еще шаг – и с ним покончено.

Тобиас медленно качает головой.

– Господи, ты меня разорил, у меня ничего и никого не осталось, но зато чертовски много денег. Мне никто не нужен. Мне никто не нужен! Слышал? Я хочу, чтобы ты ушел!

Молчание.

– Не прикидывайся, что беспокоишься за меня. Это оскорбительно!

Тобиас обхватывает рукой затылок и вздыхает. В его лице и позе сожаление. Вина.

У меня отвисает челюсть, когда я понимаю, в чем причина.

– Господи, ты слышал? Слышал каждое слово. – Я фыркаю и недоверчиво качаю головой. – Ты не можешь ни на секунду меня оставить, как я того заслуживаю. Просто немного побыть наедине, всего раз.

У меня вырывается смешок, а глаза горят от унижения.

– Ничего себе, ты, видимо, считаешь меня настолько жалкой. Ты поэтому приехал? Сказать, что я жалкая? Валяй! Скажи! – Я скидываю туфли и кидаю их к его ногам.

– Я тебя разочаровала? Ты пришел сказать, что взрослые люди так не поступают? Не так ведут бизнес? Не трать время. Ты и так ясно дал понять, что я не соперник, достойный твоего уважения. Иди! Разбирайся с моим отцом. Теперь все кончено.

Проходит несколько долгих минут, но Тобиас не уходит, смотря на меня решительно и умоляюще.

– Скажи что-нибудь! Скажи, ублюдок, что угодно, но убедись, что в конце прозвучит