– Так он муж или случайный приятель?

– Муж! Объелся груш! Любовь была, как в романе Шекспира, –он без нее жить не мог, звонил каждый час, однажды цветами лестницу в домезасыпал, представляешь? По ночам под балкон приходил и стоял, это зимой-то!..

– Таких страстей конец бывает страшен, – пробормоталБелоключевский себе под нос, – если уж речь о Шекспире. Хотя он, по-моему,писал в основном поэмы. – Поддел он ее, не удержался. Но она на это никак неотреагировала.

– Ну, и он ее разлюбил. Так же, как любил. Бац – и разлюбил.Полюбил другую. А Дунька с ним не разводится, во-первых, потому что у нас…родители, а во-вторых, потому что… квартира.

– А родители ваши мусульмане, что ли?

– Иди ты к черту.

– Тогда почему нельзя развестись? – Он перехватил руль икоротко взглянул на Лизу.

Разозлился, поняла она. Глаза прищурены, рука сжалась почтив кулак. Что это его так разобрало?..

– Я терпеть не могу весь этот мазохизм, – выговорилБелоключевский отчетливо. – Я его не понимаю. Зачем?!

– Что зачем, Дима?

– Зачем жить с человеком, который тебя не любит и унижает?!Или она инвалид, твоя сестра, а он за ней ухаживает, а она ему все прощает, аон по-другому не может?! Так, что ли?

– Н-нет. Но есть миллион бытовых обстоятельств… Он перебил:

– Да ладно! Любые бытовые обстоятельства можно победить,Лиза! Можно все начать сначала. Можно десять раз начать сначала, это все чушь!Но нельзя никому позволять… издеваться над собой! Вот, блин, патриархальнаяРусь! Здесь русский дух, здесь Русью пахнет! Она вверила себя его заботам итеперь будет с ним до конца!

– Дима, остановись.

– Я не понимаю – зачем?! Зачем жить вместе, если уже никакне получается?! А если у него каждый год будет по одной шекспировской страсти,она каждый год станет это терпеть?! И все это очень нравится вашим родителям,да?

Он дернул какой-то рычаг, и «дворники» метнулись по стеклу,и сразу стало как будто светлее, словно в мозгу прояснилось.

– Я понимаю, что это совсем не мое дело, – сказалБелоключевский неожиданно спокойным тоном. – Прости меня. Так что там этотлюбитель цветного стекла?

– Ты что, тяжело разводился?

– Ужасно, – признался он, удивившись тому, что она так легкодогадалась. – Да я и не разводился. Вроде твоей Дуни. Не успел. А уходил…тяжело.

– Что значит – не успел?

– Меня посадили, и она уехала. С тех пор я ее не видел иничего о ней не знаю. Развестись мы не успели, хотя собирались.

– А родители?..

– Отец живет в Нью-Йорке, мать в Москве. Мне было лет пять,когда они развелись.

– Ну и как? – спросила Лиза, не удержавшись. – Этоправильно, что они развелись? Победили бытовые обстоятельства? Начали всесначала?

Он засмеялся.

– Да нет, я не страдал никогда! Не вышел из меняромантический герой, Лиза. С отчимом я всегда ладил, и сейчас у нас все…отлично. Он совсем простой мужик. Как в кино – «тебя, Дима, посодют, а ты неворуй»! Он на свидание пришел ко мне и плакал, говорил, что всегда знал, чтоденьги до добра не доведут. Главное, он мать очень любит. Правда любит. Знаешь,когда это… по-настоящему, это очень заметно.

Лиза кивнула, как будто на самом деле знала.

– Так что Вадим? Что он сказал твоей сестре по поводу своейраны?

– Ничего не сказал. Но ей позвонила свекровь и сообщила, чтоВадим собирался сегодня в Рощино, ко мне. То есть вчера. Но он никогда туда неприезжает, Дима! Он не приезжал, даже когда у них была любовь, потому что нелюбит деревню и говорит, что он «урбанистический человек»!

– У него есть машина?

– Конечно.

– Я хотел бы на нее взглянуть. Лиза вытаращила глаза.

– Зачем?! Не может быть, чтобы он… убивал! Белоключевскийпожал плечами.

– Я не знаю. А ты знаешь? Откуда у него рана на боку? Тывполне могла его задеть, когда стреляла, и ты это отлично понимаешь.

– Но… та машина, которая… из которой в нас стреляли… Ее жепоказали в криминальной сводке, это какой-то темный «Фольксваген», да? И онсгорел!

– «Опель», – поправил Белоключевский.

– Ну, а у него серебристая «Хонда»!

Вдруг вспомнив про эту светлую «Хонду», Лиза как будтоуспокоилась немного. Это не мог быть ее зять Вадим. У него другая машина. Онподлец, но не убийца.

Слава богу.

– Мне наплевать на марку его машины и на цвет тоже, –невозмутимо сказал Белоключевский. – Меня больше интересуют колеса. Днище,может быть. Брызговики.

– Дима, при чем тут брызговики?!

– Да, – согласился Белоключевский, – брызговикидействительно ни при чем, пожалуй. Шины нужно посмотреть.

– Зачем?! Или ты все протекторы на свете знаешь по рисунку иумеешь их друг от друга отличать?!

– Я не знаю никаких протекторов, но мне надо посмотретьшины. Они теплее, чем брызговики и днище, на них, может быть, еще что-тоосталось.

– Что?!

Он сбоку посмотрел на нее и промолчал.

– Я сначала проверю, ладно? А где сейчас твой зять?

– Дунька говорит, что дома. Он приехал только утром.

– А ты знаешь, где она живет?

– Дим, ты что? Сумасшедший?! Конечно, я знаю, где живет моясестра!

– Тогда сначала заедем к ней, – решил Белоключевский. –Покажешь мне машину вашего Ромео.

Примерно в середине дня Александра поняла, что так большепродолжаться не может.

Следовало что-то делать, но она решительно не знала – что.

Поговорить с матерью? Бесполезно. Та ничего не поймет иничем не поможет.

Поговорить с Фионой? Та все поймет, но вот захочет липомочь? Вряд ли, вряд ли…

Правда, если правильно представить дело, у старухи не будетдругого выхода. Все-таки честь семьи и разные другие глупости, на которых онапомешана.

Мать тоже всю жизнь делала вид, что ее интересуют честь исемейные ценности, но Александра отлично знала цену материнским нравоучениям!

Александра небрежно поболтала ложкой в чашке, так что желтыебрызги полетели на стеклянный стол. Небрежность была вполне позволительной,потому что все отлично знали, что Александра «не приспособлена к быту». ФедорПетрович, кушавший напротив жидкий чаек, посмотрел на нее с доброй улыбкой.Александра ответила ему такой же.