Великий Магистр смешливо похлопал в ладоши.

– Я вижу, вы поняли мою шутку, – сказал он серьезно, – но я все-таки не понимаю, при чем здесь это.

– Вы правы, господин Великий Магистр, – ответил поручик, – я и сам не понимаю. Но на войне, как вы знаете, часто приходится совершать ошибки. И одна из самых тяжких – это ошибка, связанная с промахом по врагу. В этом случае промахнувшийся солдат либо становится предателем, либо вообще уничтожается. Вы, наверное, не раз наблюдали, господин Великий Магистр, как ведут себя солдаты во время расстрела своих офицеров. Они умоляют не стрелять, они цепляются за жизнь, как утопающие за соломинку.

– Это психология дикаря, – сказал Великий Магистр.

– Так что же, по-вашему, должно быть с ними?

– Я думаю, их следует расстрелять, – ответил Великий Магистр.

– Вы, господин Великий Магистр, наверное, очень мудрый и всезнающий старик? – спросил поручик.

– Я не старик, я совсем еще молод, – ответил главнокомандующий силами зла.

– Тогда, наверное, вы знаете, что должно быть с теми, кто совершает ошибку?

– С теми, кто совершает ошибку, бывает только один разговор – разговор пули.

– Но что это за ошибка, которую необходимо устранить?

– Это ошибка, которая приводит к смерти.

– К смерти тех, кто оказался жертвой этой ошибки?

– Да, к смерти. К смерти тех, кто стал случайной жертвой обстоятельств, неподвластных вашему влиянию, тех, кто был обречен с самого начала.

– И это делается с помощью пули?

– Да, с помощью пули. Но я бы не стал этого делать. Я бы предпочел иной способ.

– Какой же?

– Я бы предпочел, чтобы эти люди сами наложили на себя руки.

– А если они откажутся?

– Они не посмеют отказаться. Когда они поймут, что я их пощадил, они сами прибегут ко мне умолять о смерти.

– Вы думаете, они захотят умереть?

– Это – единственный способ избежать всеобщих упреков. Когда один человек убивает другого, само преступление словно бы уходит в тень – словно бы тьма уходит с лица земли, чтобы растворить в себе кровь и грязь этого убийства.

– А если они не захотят умирать?

– В этом случае я стану их палачом. И это будет их самая великая победа – победа над самим собой, над своим сознанием, которое они поработили.

– Тогда я восхищаюсь вашим благородством, ваше превосходительство! – Поручик низко поклонился. – Вы бросаете им вызов, и вы победите.

– Я никогда не бросаю вызовов. Я всегда предлагаю капитуляцию. И они сами прибегают ко мне, умоляя об этом.

– Вы – святой! – воскликнул восхищенный поручик.

– Не знаю, святой ли я, но человек я, безусловно, хороший.

Тася Аркадьевна потеряла нить разговора. Ей нужно было дальше по делам, командировка не могла ждать, но поручик так трогательно и так хорошо рассказывал про свою страну, про ее великие стройки, про ее героическую историю, что она не устояла: с удовольствием приняла из его рук бокал, залпом выпила вино. Подумав, она снова наполнила бокал и протянула поручику.

– За нашу великую страну! – сказала она.

– За великую страну! – повторил поручик, принимая бокал.

– Да, за великую страну! – поддержал Великий Магистр.

Они выпили.

Поезд остановился. Тася Аркадьевна сходила за вещами, поручик предложил Магистру партию в шахматы, и они вышли в коридор.

Там было людно. Кто-то разговаривал, кто-то храпел. Поручик снял со стены карту России с отмеченными на ней местами расположения боевых частей белой эмиграции, расчертил ее под шахматную доску, и они стали играть.

Он оказался неплохим игроком. Он играл с азартом, был умен, хорошо чувствовал ситуацию. В партии шли сложные позиционные бои. Масоны защищали страну, нападая на противника, и при этом старались не ввязываться в непосредственные боевые действия. Белая армия пыталась перейти в наступление, но не могла – противник был организован, маневрировал, располагал большими силами, и в открытом бою белым с ним не справиться. На фронте наступило затишье. Масоны уходили в глубокие рейды по тылам противника, уничтожали склады, центры связи, уничтожали мелкие отряды, а также вели разведку, доставая стратегические запасы противника, вскрывали его планы, сливали ему информацию.

Однако противник тоже не сидел сложа руки. Он провел несколько успешных диверсий на территории белой эмиграции, и одна из них чуть не стоила Масону жизни. Русский эмигрант, который работал на белую контрразведку, смог добыть чертежи очень важного военного секретного оружия, которое разрабатывалось в России в 20-х годах, и по этим чертежам противник и провел свою собственную диверсию, почти уничтожив поезд с Масоном и его ближайшими соратниками.

Они играли в шахматы, и за окном поезда мелькали леса, дачи, перелески, весенние разливы рек, низкие и свежие облака.

Поручик был превосходен. Он играл как хороший шахматист: тщательно, расчетливо, без суеты. Он учитывал все возможные варианты, он был полон неожиданных и изящных ходов.

У Таси Аркадьевны уже начинала болеть голова от бесконечной игры в шахматы, но оторваться от этой игры она не могла. Равнодушие постепенно покидало ее, и ее все больше интересовал и поражал внутренний мир поручика, его мысли, его рассуждения. Наконец, она не выдержала и спросила:

– Скажите, господин поручик, вы действительно верите, что все происходящее в нашей стране – не случайно? Что это все было предопределено? Что революция – это возможность изменить судьбу?

Поручик взглянул на нее и ответил с тонкой усмешкой:

– Вы задали мне вопрос, на который я не могу ответить. Вернее, могу, но только отчасти. Я могу попытаться сформулировать другой вопрос: что вы, конкретно вы, понимаете под словом «судьба»?

– Это то, что предначертано.

– Нет, сударыня. Это то, что случается. Случаются события, но не просто события, а – знаки. То, что мы считаем событиями, на самом деле – лишь знаки. Огромные, могущественные знаки, но – знаки.

– И что же эти знаки говорят?

– Многое. Иногда они говорят правду, иногда – ложь. Как карта, которую тасуют неумелые картежники. Как стеклышко в калейдоскопе. Как взгляд сквозь увеличительное стекло.

– И что же это за знаки?

– А это зависит от того, кто смотрит. И от того, что он ищет.

– Вы полагаете, существует некий скрытый смысл во всем?

– Не столько смысл, сколько следы смыслов. История – это бесконечное возникновение Всеобщих Имен. В начале было Слово, и вслед за ним возникло Все, и Все начало Быть – иначе говоря, возможность Всего. Все и Ничто, иначе говоря, Бог. Но что означает слово «Бог»? И означает ли оно вообще что-нибудь?

– Если я вас правильно понимаю, вы верите, что Бог существует?

– Я верю, что Он есть.

– Но лично вы Его видели?

– Как можно видеть то, чего нет?

– Но вы же понимаете, что видеть – это еще не все. Надо уметь видеть знаки, понимать, что