Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В вагоне было чрезвычайно душно. Все окна были открыты, но в купе влетал только горячий воздух, пропитанный запахом гари. Сидели на диванах, на полу, на полках. Мастер-Советник, Князь и Княгиня сидели прямо на полу, закинув ноги на спинку дивана. Доклад делал Министр Иностранных Дел. Он говорил очень долго и совершенно неинтересно. Конечно, он сообщал много нового, но слушать его было тоскливо, и все слушали молча. Великий Магистр попросил перейти к повестке дня.
Докладчиком был Сергей Сергеевич-Юльевич Витте. Но он говорил не так скучно и неинтересно, как первый. Он с блеском использовал все недостатки перевода, все описки и неясности оригинала. Он высказал здравую мысль о том, что Россия слишком огромна и недостаточно освоена, чтобы целиком отдаться железнодорожному строительству, которое может быть осуществлено в разумные сроки. Но он умолчал о том, что одновременно с этим следует обратить внимание на водное и морское строительство, важность которых для России не подлежит сомнению.
По поводу же вопроса о концессиях на постройку металлургических заводов в Америке господин Витте сказал следующее:
– Я понимаю, господа, что в сложившихся условиях нам, возможно, не следует слишком уж привлекать внимание широкой публики к этим вопросам. Но я полагаю, что скрывать их просто невозможно. Мы входим в полосу чрезвычайно острого международного конфликта. Если мы не озаботимся усилением нашей обороны, то нас легко могут опередить более воинственные державы. Строительство же железных дорог – это наиболее простое и дешевое средство укрепления нашей безопасности.
– Следует также упомянуть, – добавил Сергей Сергеевич-Юльевич, – что господин Путилов, будучи моим компаньоном, взял значительные средства у английского правительства под залог этих концессий.
Постовой-нубиец, стоявший в дверях, прочитал на бумажке фамилию оратора. Это был князь Верейский.
– Вот, князь, – сказал Великий Магистр, кладя на столик бумажку, – передайте его светлости, что я просил его заехать ко мне.
Верейский поднялся, держа в руке стакан с лимонадом.
– Я польщен, – ответил он, слегка поклонившись, – я непременно передам ваши слова князю Юсупову.
И он вышел.
Масоны пили лимонад и курили сигары. После того как князь вышел из купе, Великий Магистр спросил Тасю Аркадьевну, чего, мол, та ожидает.
– Я ожидаю, – ответила Тася Аркадьевна, – что настанет день, когда мы все вместе сядем за круглый стол и спокойно, без угроз и кровопролития, обсудим наши проблемы.
– Это невозможно, – ответил Великий Магистр, – князь не хочет видеть никого, кроме своих друзей. Боюсь, что ближайшее время не будет для этого подходящим.
– Но почему? Что случилось? – спросила Тася.
– Пока что могу сказать только одно: произошло некое событие. Некое потрясение. Ваш муж был жестоко, безвинно обижен одним человеком. И этот человек – теперь вы сами – явился мстить князю.
– Я ничего не понимаю, – растерянно сказала Тася.
– Об этом я и собираюсь поговорить сегодня за столом. Но прежде я хотел бы, чтобы вы ответили мне на вопрос: чего вы ожидаете от этого обеда?
– Я ожидаю, что мы все вместе, за столом, спокойно обсудим наши проблемы.
– Хорошо, Тася. Приступим. Прошу вас, отодвиньте в сторону ваш столик и возьмите в руки мел.
Тася Аркадьевна, несколько озадаченная, отодвинула столик и положила перед собой кусочек мела.
Масон взял мел, повертел его в руках, затем обмакнул палец и написал на меловой доске крупными, четкими, старомодными буквами:
БимерзонЪ Карл Готфридович
Великий Магистр 33-й степени
Ложи «Великий Восток России»
– А теперь, – сказал Масон, глядя на нее пронзительно-черными глазами, – будьте добры, ответьте мне на вопрос: вы – еврейка?
Тася Аркадьевна, несколько огорошенная таким поворотом дела, неуверенно пожала плечами.
– Не знаю. А что?
– Видите ли, в нашей ложе существует правило, по которому принявший русское православие кандидат должен принять и еврейскую веру.
– Ну, я не знаю… Наверное, я должна буду это сделать.
– Это обязательно. Вы должны. Вы согласны?
– Ну, я не знаю… Наверное, да.
– Отлично. Мы считаем, что человек, отказавшийся затем от своего еврейства ради принятия другой веры, достоин великой чести.
Для вас не будет большой проблемой, если в разговорах с вашими знакомыми вы будете называть себя мадемуазель Марпл. Мы, масоны, не считаем, что человеческое имя должно оставаться тем, которым оно было дано при рождении.
Вы согласны принять такое имя?
– Да.
– Тогда, мадемуазель Марпл, прошу вас за ужином произнести тост в мою честь.
– Какой?
– Тост в мою честь. Пожелание доброго здоровья, счастья, долгих лет жизни и успешной карьеры.
– Хорошо, я согласна.
– Вот и отлично. Теперь, пожалуйста, закройте глаза и думайте о том, что я буду говорить дальше.
Тася Аркадьевна, несколько оробев, закрыла глаза. Перед ее мысленным взором неожиданно всплыл зал одесского Дома творчества юных, бородатый Симеон Полоцкий, пишущий свои «Пентаграммы», лермонтовский Пегас, превращающийся в ворону… Заседание ложи плавно перетекло в заседание подкомиссии по культуре.
– Поручик Градов, расскажите нам о вашей работе.
– Я учился во Владикавказе, в кавалерийском училище. Потом был направлен в Мардакяны, в экспедиционный корпус генерала Скобелева. Мы участвовали в боевых действиях против турок в качестве конного десанта. Я должен был выполнить очень важное и ответственное поручение, но во время выполнения…
– Поручик Градов, не могли бы вы говорить коротко? Ваше участие в этой операции, если оно было, ограничивалось только конным десантом?
– Так точно, господин Великий Магистр! Я был в конвое генерала Скобелева. Мы высаживались на берег в районе Еникале, это ныне село Яныздере, бывшее Еникале. Высадка была достаточно сложная, из-за волнения на море. Но тем не менее, сударь, мы захватили плацдарм и отбили несколько турецких селений.
– Против кого же вы воевали, если не секрет?
– Позвольте, господин Великий Магистр, я все-таки начну с предыстории. Дело в том, что генерал Скобелев, как вы знаете, был чудак, весьма чудаковатый генерал. Он любил высаживаться не на берег, а, видите ли, летал на аэроплане над морем. И вот, в одну из этих высадок, как раз во время тумана, он умудрился напороться на неприятеля. В темноте десантники завязали перочинные бои, стрельба то затихала, то разгоралась снова. Но, наконец, солдаты нащупали друг друга лезвиями штыков, и рукопашная схватка завязалась уже между ними, причем офицеры, размахивая нагайками, никого уже не слушали. В этой схватке был убит генерал Скобелев. Пуля перебила ему позвоночник. Солдаты, растерявшись, обезглавили его тело и тут же, в панике, подожгли бочку с порохом. Так он и сгорел, не успев даже испугаться. А вы говорите – против кого мы