хорошим, отличающимся от классического бальзама, с новой гранью, в которой тепло дерева смешивается с цветочными нотами.

Новый вариант хорошо известного сырья – это зачастую то, что ищут парфюмеры. Это новая нота, которую можно включить в знакомую архитектуру.

Когда мы говорим о ее работе, Мари всегда настаивает на том, что есть существенная разница между ароматом из флакона и ароматом ингредиента после того, как ты его потрогал, собрал, потер там, где он растет. Фабрис, Жак, Гарри, слова парфюмеров в полях дополняют друг друга. Они завидуют мне и счастливы, когда тоже могут ненадолго стать экспертами по подбору поставщиков.

Я вернулся в Центральную Америку несколько месяцев спустя. Компания Элизы и Жана-Мари, ее мужа, растет и развивается. Жан-Мари ездит везде: в Гондурас за стираксом, в Перу за розовым перцем. Они нашли плантацию иланг-иланга в джунглях Гватемалы, страстно увлечены ванилью майя и мечтают найти настоящий толуанский бальзам, затерянный где-то в Колумбии.

Их энтузиазм заразителен, их ум, энергия и амбиции рисуют портрет производителей натурального сырья завтрашнего дня. Они убеждены в том, что хорошо обращаться с местными и хорошо им платить – это главное условие их собственного успеха. Слушая их, я думаю о Франсисе во Вьентьяне. Лаос далеко от них, но они идут по его стопам.

Элиза предупредила меня, что ситуация в Сальвадоре меняется. Опасные сальвадорские банды, Mara Salvatrucha, обычно ограничивающиеся наркотиками и преступлениями в городах, как будто заинтересовались торговлей бальзамом. Они добрались до Сан-Хулиана, чтобы угрожать торговцам и собирать с них дань. За месяц до моего приезда произошло первое убийство. С восхитительным спокойствием Элиза описывала мне, что творили бандиты, словно приступ лихорадки, который приходит и уходит. Сальвадор – страна жестокости и нищеты, там самое репрессивное законодательство, касающееся абортов… Участь женщин там особенно мучительна.

Мы снова проделали многочасовой путь до гор, поднялись до цеха по производству бальзама, где нас, разумеется, ждал Франклин. Рядом с ним были его сыновья. Мы все собрались вокруг пресса, чтобы выпить и поговорить, емкости дымились, бальзам нагревался. Я вспомнил рассказы Мари, и мне захотелось взвалить на плечо вязанку щепок, приготовленную для следующего дня, и отправиться посмотреть на деревья. Франклин пошел за мной, его забавляло, что я несу факел без пламени. Мы остановились у корней прекрасного дерева. Я сказал ему, что восхищаюсь тем, как он носит на плече горящий факел.

– Знаешь, факелы в горах – это наша жизнь. Когда мы зажигаем их, это обещает нам добычу. Бальзам – это возможность заработать деньги на еду. Потухшие факелы никому не нужны. Горящие факелы помогают нам выжить при условии, что мы не обожжемся.

Жертвенный лес. Гайана, розовое дерево

До появления европейцев численность слонов, живших в Африке, оценивалась в двадцать миллионов. Перепись, проведенная в 2014 году, показала, что этих толстокожих осталось 2 % от прежнего количества. При современном ритме истребления – 20 000 животных в год – к концу 2022 года останется 1 % от числа слонов, живших в Африке перед появлением на континенте европейцев.

Всего лишь за два века человеку удалось уничтожить 99 % животных, которых единодушно считают одним из чудес животного мира.

Если говорить о царстве растений, то американцам хватило всего одного века, чтобы достичь такого же результата с Sequoia sempervirens, вечнозеленой секвойей, великолепным гигантом с северо-западного побережья США. Эти величественные деревья, самые большие в природе, способны жить более 2000 лет. Они, без сомнения, составляли самый красивый первобытный лес на земле. Спрос на строительную древесину, связанный с золотой лихорадкой в Калифорнии в 1849 году, дал сигнал к вырубке зеленого массива величиной с Корсику. Вырубка продолжалась до 1950-х годов. В живых осталось не более 1 % существовавших деревьев.

Слон и секвойя, иконы красоты в мире, иллюстрируют ужасное отношение исследователей и колонизаторов XIX века к природе. Мир был толком не изучен. Природа, определенно опасная и враждебная, считалась бесконечным ресурсом. Она стала объектом масштабных завоеваний и жертвой ненасытных аппетитов. Существует множество свидетельств того, как охотники в Африке или в Америке были поражены разнообразием животных. Ни у одного из них, даже наименее злонамеренного, не появилась мысль о том, что слоны или бизоны могут закончиться. Нужно было ждать сто лет, чтобы снимки охоты, больше похожей на резню, начали вызывать ужас. То же самое относится и к американским лесорубам, чья история меня касается напрямую, так как мой отец короткое время был одним из них. В 1950 году он валил лес в Кламат-Фолс (примерно 10 миль от границы Калифорнии). Отцу приходилось рубить и первобытные секвойи. Он очень любил деревья и рассказывал мне, что думал только о своей тяжелой работе, но ни ему, ни его товарищам ни разу не пришла в голову мысль о том, что лес может закончиться. Этот символический 1 % кажется мне краем пропасти, последним сигналом тревоги. Оставшиеся в живых вечнозеленые секвойи в настоящее время нашли убежище в заповедниках. Спасет ли головокружительный 1 % слонов? Есть ли предел, после которого, осознанно или нет, человек опускает ружье жадности, контрабанды и необдуманности?

В парфюмерии свои слоны и секвойи, с ресурсами обращаются плохо, они заканчиваются.

Я приехал в Кайенну в 2002 году по следам одной из таких историй, возможно самой знаменитой. Уничтожение розовых деревьев в Гайане в первой половине XX века уже было практически забыто, когда в 1997 году попавшее в прессу происшествие привлекло внимание к этому дереву. Негосударственная организация «Робин Гуд» запустила кампанию в прессе, обвинив престижную люксовую марку в том, что она способствовала вырубке лесов в Амазонии, поскольку эссенция розового дерева присутствовала в самом знаменитом ее парфюме – № 5, – известном во всем мире. Марке поставили в вину, что она пользуется эссенцией дерева, находящегося под угрозой исчезновения. Статья о том, как индустрия роскоши разрушает природу, появилась на первой странице ежедневной газеты Libération. Она не только гарантировала, что газету будут покупать, но и отражала растущую озабоченность публики крупными экологическими проблемами, среди которых бассейн реки Амазонки и вырубка тамошних лесов. Количество эссенции и срубленных деревьев на самом деле было очень ограниченным, эквивалент четырех-пяти деревьев в год, но скандал в прессе нанес серьезный удар по имиджу марки. Парфюмерный дом воспринял дело очень серьезно, стороны провели переговоры и в конце концов нашли решение. Компания обязалась посадить в Амазонии намного больше деревьев, чем требовалось для получения сырья. Компания, на которую я работаю, взялась реализовать эту договоренность, и мы сообщили представителю