которой мы с Пьером финансировали, стоит уединенно в конце тропы, в ней учатся несколько сот детей из близлежащих деревень. Они нарядны и сияют в своей школьной форме. Школа скромная, и нам все время приходится биться за то, чтобы в ней были учителя. Провести в школу воду – еще одна долгосрочная битва. Детям нравится школа. В Париже мы собираем для них книги, и теперь в школе есть маленькая библиотека. Я одновременно был доволен тем, что сделано хоть что-то, и понимал ничтожность нашей помощи по сравнению с гигантскими потребностями, порожденными отсутствием государства. Ситуация на Гаити как жестокое эхо жизни на Мадагаскаре, большом острове, где царит такая же нищета.

Перегонный завод Пьера находится в Ле-Ке, самый крупный в стране, это легкие города. Завод установил фонтан, из которого прохожие могут выпить воды, предприятие оборудовано всем необходимым, чтобы оказать медицинскую помощь работникам. На территории завода располагается отделение банка. В просторных зданиях разместились десятки больших перегонных аппаратов, вокруг которых возвышающиеся горы корней в постоянном движении. Ковшовый экскаватор выгружает их из грузовиков. Потом они сушатся на эспланаде размером с футбольное поле. Десятки работников переворачивают корни вилами. Они подбрасывают в воздух огромные охапки, чтобы очистить корни от оставшейся земли. Ветер играет с облаками пыли, в которых пылинки танцуют в лучах солнца. Бриз приносит и уносит аромат, легкий и теплый, более нежный, чем тот, который чувствуется вокруг перегонных аппаратов. Главная проблема завода – это необходимость наполнять перегонные аппараты достаточным количеством сырья, чтобы поддерживать необходимые параметры пара в течение двадцати четырех часов дистилляции, необходимых для получения эссенции из коричневых клубков. В перегонные аппараты сначала отправляют куски корней, сухих и легких. Затем их необходимо умять. Этим занимается бригада из пяти мужчин. Когда перегонные аппараты высотой десять метров заполнены, работники встают на сырье, чтобы примять его еще сильнее и добавить максимально возможное количество корней. Однажды я поднялся вместе с ними. Мы начали вместе утаптывать корни, держа друг друга за плечи. И это стало поводом для сумасшедшего общего хохота. Чтобы сопроводить наше топтание, работники запели на креольском, продолжая смеяться. Происходящее их невероятно забавляло.

У меня сохранилось размытое фото этой сцены, и я его очень люблю: веселящиеся работники в перегонном аппарате вокруг одного белого, который не может не вспомнить о том, как в молодости давил виноград.

У подножия новых перегонных аппаратов теснится устаревшее оборудование. Опять эта идущая по пятам за светом тьма. Рядом с работающими перегонными аппаратами Гарри рассматривает, как течет конденсат, наполненный эссенцией. На каждом этапе переработки аромат у ветивера отличается, и Гарри находит точные и выразительные слова, чтобы его описать. Запах может быть горячим, коричневым, табачным, пудровым, землистым, древесным, медовым, тягучим, летучим… Что-то от кедра, сухое, но нежное, и немного гумуса… Богатство словаря и ассоциаций у парфюмеров поразительные, как будто глубина ощущений принуждает их к такому творчеству, чтобы выразить эмоции и поделиться ими.

Наконец Пьер открывает нам помещение, где собирается и фильтруется полученная эссенция. Сюда выходят трубы всех перегонных аппаратов, это святая святых. От интенсивности аромата у меня закружилась голова. Гарри нюхает образец свежей эссенции, который ему протянул Пьер, и приходит в восторг:

– Она так хороша, как будто только что вышла из земли!

Для этих мощных, насыщенных, сложных эссенций понятие свежести связано со сложностью букета невероятно глубоких нот. Свежесть – это главное, и она приносит эссенции что-то вроде частички души.

В своем кабинете Пьер показывает Гарри различные фракции, образцы разного качества. Это результаты программы исследований, во время которых меняли параметры дистилляции, возраст корней и степень их промывания. Специалист по дистилляции ждет одобрения парфюмера, но при этом старается не давать слишком много технической информации о процессах. В том, что касается ветивера, как и во всем остальном, Пьер с Гаити любит секретность.

В течение этих нескольких часов я почувствовал, как Гарри погружался в ритм работающих людей, аромат корней и эссенции, текущей на перегонном заводе. Все это вошло в резонанс с десятками его текущих проектов. Он увез с собой связку корней, и бокал, в котором он их хранил, не покидал его кабинета.

Гарри вернулся в Нью-Йорк, я остался с Пьером на несколько дней. Я наблюдал за жителями деревень и маленьких городков. Это было захватывающее сочетание красоты самих людей и той красоты, которой они окружали свою жизнь. Одежда, рынки, магазинчики, дома – все сияло яркими красками. Красота и нищета под карибским небом, что движет людьми на этом острове? Гаити остается загадкой.

Это вернуло меня на десять лет назад, к африканской истории и встрече с Пьером, оказавшимся вдали от родного дома. В 2004 году в Руанде, через десять лет после геноцида, я стал свидетелем удивительного соединения ветивера и пачули. Я приехал, чтобы оценить проекты плантаций пачули, которые поддерживали власти. Увлеченные успехами подобных проектов в соседнем Бурунди, они тоже захотели развивать производство эфирных масел на своей территории. Местный предприниматель начал с питомников и посадил несколько полей пачули. Моей задачей было оценить потенциал этих культур для одного из наших клиентов. Однажды советники Министерства сельского хозяйства предложили мне присутствовать на просветительской лекции в сельской местности посреди новых плантаций. По приезде я, к моему огромному удивлению, встретил Пьера, производителя эссенции ветивера с Гаити. Тогда я еще не бывал на его острове, но успел познакомиться с ним, когда он приезжал в Европу, чтобы представить свои эссенции парфюмерам. Стоя на ящике на краю маленького поля с пачули, он обращался примерно к пятидесяти фермерам, которые его внимательно слушали. Это была страстная речь о тех возможностях, которые давала эта культура Руанде и Африке. Вдали от своих полей ветивера Пьер говорил о больших амбициях. Совершенно неожиданно у меня на глазах он превратился в убежденного трибуна, который принес благую весть. Я слушал слова этого «рыцаря» эфирных масел, жаждавшего увидеть, как руандийские крестьяне начнут выращивать пачули и их судьба изменится к лучшему, как изменилась жизнь работающих с ветивером в его стране. Пьер был твердо уверен, что Африка станет следующей землей обетованной для эфирных масел, хотел убедить в этом аудиторию и мечтал стать частью этого процесса.

Иногда, когда мы говорим с ним на Гаити и он повышает голос, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, я как будто снова слышу его громкий голос, слова крестоносца, когда он стоял на ящике среди прекрасных земель Великих африканских озер. Осознанно или нет, Пьер играл свою роль в