В мире английской торговли всё от начала и до конца рабочего дня жило и дышало благодаря активности рынка. Если перефразировать слова Гермеса Трисмегиста[96] о природе божественного, рынок – это сфера, центр которой везде, а окружность – периферия – нигде[97]. Концепция рынка в современном понимании на самом деле сформировалась уже тогда. Две первые отсылки к ней мы встречаем у Адама Смита в «Исследовании о природе и причинах богатства народов». Этот труд можно назвать основополагающим текстом современной экономики. Когда Смит писал о торговле в отношении конкретной услуги или продукта, он называл это рынком.

Смит полагал, что торговля должна быть свободной, сбросить оковы ограничений, уходящих корнями в средневековую систему. В торговых отношениях не должно быть места контролю заработных плат, рабочего времени, процентных ставок и цен на товары. Мобильность трудовых ресурсов и движение капитала должны быть саморегулируемыми системами. Протекционизм во всех его формах должен прекратиться. На смену традиционным патерналистским ценностям должна прийти стройная система, основанная на соотношении спроса и предложения.

Разумеется, такой подход имел разветвленные последствия. Ричард Прайс в труде о гражданской свободе, опубликованном в 1776 году, как раз когда Смит завершил работу над «Богатством народов», писал, что «любая власть, даже в рамках государства, становится тиранической, поскольку является бесполезным и бессмысленным проявлением силы, или распространяет свое влияние за рамками дозволенного, чтобы сохранить мир или обеспечить безопасность государства». Обязанность правительства состоит в том, чтобы обеспечивать справедливость внутри страны и защищать граждан от внешнего врага. И только. Таким образом, естественный баланс спроса и предложения был бы выгоден для всех; а лучшим из возможных рынков был бы тот, который способен регулировать сам себя.

В сущности, торговля считалась делом хорошим, а ее основной принцип – покупать дешево, а продавать дорого – вскоре стал поистине первостепенным. Рыночные связи, если можно их так назвать, охватывали весь спектр социально-культурных отношений: от свадьбы до оформления лицензии на наемный экипаж. Молль Флендерс, героиня одноименного романа Дефо, замечает, что «нынче рынок устроен не в пользу женщин»[98]. Рост популярности либеральных идей в экономической мысли послужил возникновению доктрины laissez-fair, или принципа невмешательства, который получил широкое распространение в 1750-х годах.

Считалось, что предприниматели и частные инвесторы должны финансировать строительство мостов и дорог без участия власти, а развитие новых технологий и науки отдавалось на откуп аристократам-покровителям и научным обществам. Стоит ли говорить, что этот принцип, правда уже с удвоенной силой, применялся и к финансово-экономической сфере? Постепенно новые взгляды стали просачиваться в палату общин, и в 1796 году премьер-министр Уильям Питт Младший уже сетовал на то, что «вмешательство властей заковало промышленность в кандалы». Он утверждал, что «торговля, производство и товарообмен будут всегда развиваться своим путем и неизбежно страдать от законов, нарушающих их естественный прогресс и нивелирующих их истинный эффект».

Таковы были необратимые последствия «Богатства народов». Сам Смит едва ли подходил на роль пророка; в детстве его из родного Керколди похитили цыгане, и вполне возможно, что некоторые его странности во взрослом возрасте – результат того незапланированного путешествия. У Смита была привычка улыбаться самому себе и разговаривать с самим собой, прогуливаясь по улицам Эдинбурга, при этом его манера перемещаться чем-то напоминала движения червя; у него был грубый голос, а зубы походили на могильные плиты. Однажды, рассуждая о разделении труда перед коллегами, он внезапно упал в яму для дубления кожи, наполненную жиром и известняком; домой его пришлось переправлять на носилках, и все это время он горько жаловался на жизнь.

Смит полагал, что каждый человек должен идти своим путем, руководствуясь верой в то, что «естественное стремление каждого человека улучшить свое положение, если ему обеспечена возможность свободно и беспрепятственно проявлять себя, представляет собой столь могущественное начало, что одно оно не только способно без всякого содействия со стороны довести общество до богатства и процветания»[99]. Когда человек сам заботится о преумножении своего благосостояния, его ведет «невидимая рука», позволяя достичь той цели, о которой он даже не помышлял и которую можно описать как общее благо. Именно Смит, а не Наполеон называл Англию «нацией лавочников», тем самым не без основания заявляя, что торговля – главная опора государства. Во второй главе «Богатства народов» Смит высказывает предположение: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов». Это высказывание породило представления, которые легли в основу социально-экономической теории, просуществовавшей более ста лет. В сущности, это была одна из непреложных истин XVIII века.

Старый король умер, махнув рукой на прощание любимому немецкому замку в Оснабрюке, однако до королевской резиденции Ричмонд-Лодж новости дошли лишь три дня спустя[100]. Роберт Уолпол на правах премьер-министра обязан был сообщить известия наследнику Георгу II, который немедленно приказал главе кабинета проинформировать Спенсера Комптона, графа Уилмингтона. Комптон служил казначеем нового королевского двора[101] и, казалось, намеревался взять власть в свои руки. Однако этому не суждено было сбыться. Те, кто предвкушал отставку Уолпола, сильно недооценивали его влияние.

Отношения Уолпола с супругой Георга II, королевой Каролиной, были ровными и благожелательными. Кроме того, стало ясно, что министр пользовался беспрецедентным авторитетом в палате общин. Бесспорно, Уолпол был самым знающим и уважаемым человеком в стране – этот факт не мог игнорировать даже король. Новый монарх говорил по-английски, однако с сильнейшим гортанным немецким акцентом, поэтому периодически ему требовалась ненавязчивая помощь переводчика.