Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Останови его! – выдохнула Эшлин. – Пожалуйста!
– Я не могу. А если бы и мог, то не стал бы делать это. Не беспокойся о ней. У Ярости могучие крылья, легкий вес Даники для них – ничто.
Он осмотрелся в поисках Рейеса, который шагал из угла в угол. В руках у него был кинжал, причем держал он его не за рукоять, а за лезвие, и кровь хлестала из его кулака с побелевшими костяшками на пол.
– Нам нужны вода и кофе, – сказал ему Мэддокс, вспоминая наказы Даники.
Рейес остановился и крепко зажмурился, словно силясь взять себя в руки, словно он балансировал на грани полного самозабвения.
– Я должен был сам с ней пойти, но идти пешком слишком долго. Видел, как она была напугана?
– Видел. – Мэддокс не знал, что еще сказать. Страх Даники был для него пустым звуком, когда рядом страдала от боли Эшлин.
Рейес потер подбородок, оставляя на коже кровавые следы.
– Ты сказал нужны вода и кофе?
– Да, – подтвердил Мэддокс.
Казалось, Рейес был благодарен за то, что ему нашли дело. Он ушел. Очевидно, Мэддокс был не единственным в крепости, у кого внезапно возникли проблемы с женским полом. Скоро Рейес вернулся с подносом и поставил его на край кровати, после чего снова удалился. Мэддокс сомневался, что он еще вернется. Если Рейес испытывает к Данике хоть половину тех чувств, которые Мэддокс питает к Эшлин, то впереди его ждет такая бездна боли, какая ему еще даже не снилась. Грустно мотнув головой, Мэддокс перегнулся через Эшлин и взял с подноса стакан теплой воды. Подсунув ладонь ей под шею, он слегка приподнял ее голову и поднес ко рту стакан.
– Выпей, – сказал он.
Упрямо сжав губы, она отрицательно покачала головой.
– Выпей, – настаивал он.
– Нет. Меня может снова…
Воспользовавшись тем, что девушка открыла рот, он влил туда содержимое стакана. Она поперхнулась и закашлялась, но большую часть воды все-таки проглотила. Несколько капель повисло у нее на подбородке. Мэддокс поставил пустой стакан на пол. Эшлин посмотрела на него янтарными глазами, полными укора.
– Я сказала, что мне лучше, но это еще не значит, что я чувствую себя превосходно. Желудок еще побаливает.
Мэддокс скривил губы. Заботиться о смертном – непросто. Он так и не извинился за то, что заставил ее пить. «Она получит то, в чем нуждается, – решил он, – хочет она того или нет». Затем он взял с подноса чашку с кофе и скривился еще сильнее: напиток был холодный. Ну что ж, сойдет и такой.
– Пей, – велел он. Почему-то – он по-прежнему не был готов размышлять над этим – она была важна для него, очень много для него значила.
Ни слова не говоря, без малейшего предупреждения девушка выбила у него из рук кофе. Удар вышел совсем слабым, и все же керамическая чашка отлетела на пол и разбилась, пол окрасили черные лужица и уйма брызг.
Щеки Эшлин порозовели.
– Нет, – протянула она с облегчением.
– Очень грубо с твоей стороны, – пожурил ее Мэддокс, мягко отводя от висков пряди волос, нежно касаясь шелка кожи.
– Мне все равно.
– Ну и ладно. Обойдемся без кофе, – примирительно сказал он, смотря на нее, на женщину, которая перевернула весь его мир сверху вниз. – Ты по-прежнему хочешь уйти отсюда? – Этот вопрос сорвался у него с уст помимо воли. Мэддокс не собирался спрашивать Эшлин ни о чем таком, ибо уже принял решение любой ценой удерживать ее в замке; но внутри его родилась совершенно глупая потребность дать ей все, чего бы она ни пожелала. Она сосредоточенно смотрела поверх его плеча, сквозь стену, куда-то в пустоту. Несколько мучительных минут прошли в полной тишине.
Мэддокс ударил кулаком подушку.
– Эшлин, отвечай мне – да или нет.
– Я не знаю, – мягко отозвалась она. – Я боготворю тишину, и мне начинаешь нравиться ты. Я благодарна, что ты заботишься обо мне. – Она запнулась. – Но…
«Но она по-прежнему боится меня», – понял Мэддокс.
– Я уже сказал тебе, что я бессмертный, – проговорил он. – И уже сказал тебе, что одержим злым духом. Тебе следует знать еще только одно – это то, что я буду оберегать тебя, пока ты здесь.
«Даже от меня самого», – пронеслось в его голове.
За минувшие часы воин пережил подлинный переворот! Вчера, даже еще этим утром, он хотел взять ее тело, допросить ее, а затем убить, а теперь из кожи лезет, лишь бы она осталась жива. И он уже не знал, какие вопросы хочет ей задать.
– Ты защитишь другую женщину? – спросила она. – Ту, что помогла мне.
Пока они не придумают, как скинуть бремя власти титанов, едва ли хоть кто-то в целом мире сумеет защитить девушку-врача. Даже Рейес бессилен. Но Мэддокс мягко пожал руку Эшлин и сказал:
– Не думай о ней. Аэрон о ней позаботится. – И это не было ложью.
Эшлин благодарно кивнула, и мужчина ощутил укол вины.
Несколько минут прошли в молчании. Мэддокс рассматривал девушку, с радостью отмечая, что ее кожа и губы становятся нормального цвета, а в глазах уже не стоит боль. Она тоже пристально смотрела на него, но понять, о чем при этом думает, было нельзя.
– Почему демоны совершают добрые дела? – внезапно спросила она. – Помимо того, что ты сделал для меня, вы совершили много добра для города и горожан: жертвовали деньги, занимались филантропией. Люди считают, что вы – ангелы. Они думают так на протяжении многих тысячелетий.
– Откуда ты знаешь, что думали люди тысячу лет назад? – спросил Мэддокс.
Эшлин вздрогнула и посмотрела в сторону.
– Я… я просто знаю это, – ответила она.
«Она что-то скрывает, – понял мужчина, – не хочет, чтобы я что-то о ней знал». Он осторожно взял ее за подбородок и заставил снова посмотреть ему в глаза.
– Я и так знаю, что ты наживка, Эшлин. Поэтому можешь говорить все как есть.
Девушка сощурилась так, что ее глаз стало почти не видно из-за темных, золотистых ресниц.
– Ты все время называешь меня этим словом, причем в твоем голосе звучит отвращение, но я понятия не имею, что оно значит.
В ее голосе слышалась искренняя растерянность. «Она невинная или хорошая актриса?» – спрашивал себя Мэддокс.
– Я не собираюсь тебя убивать, – пообещал он. – Но с этого момента ты должна говорить мне только правду. Поняла? Ты не должна лгать мне.
Нахмурившись, Эшлин отрезала:
– Я не лгу!
Его кровь начала медленно закипать, а демон вновь дал знать о своем присутствии. Мэддокс спешно сменил тему, понимая, что еще немного вранья, и он может ударить, причинить боль. Наживка она или нет, но он собирался не допустить рукоприкладства.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – сказал он.