— Будем считать, что ты этого не говорил.

— Я не говорил, а ты не делал… Так? Так ты хочешь?

— Ей помогала Вирея.

Я на мгновение потерял дар речи:

— Что?

Ларисс кивнул:

— Именно так, — он казался совершенно довольным. — Твоя разумная женушка наконец-то сделала глупость, как я и надеялся. Даже самый разумный человек способен на большие глупости, если чувства застят разум. Теперь твой ход, чтобы завершить начатое.

Я откинулся на спинку кресла, нервно сжимая подлокотники. Такие повороты всегда заставляли задуматься, кто передо мной: любимый брат или опасный паук с тончайшей сетью? Вирея попалась, но я уже не был так уверен, что идея с побегом принадлежит ей.

— Что ты имеешь в виду?

— Нужно лишь спровоцировать ее на публичный скандал. Надеюсь, с этим ты справишься? Ты получишь полное право запереть ее на Атоле. И старик Тенал не посмеет даже рот раскрыть. Тебе осталось лишь не испортить мои труды. А ее рабыню нужно казнить. Как пособницу.

Я молчал, вслушиваясь в собственное шумное дыхание:

— Я бы предпочел казнить обеих. Она действовала за моей спиной!

Ларисс покачал головой:

— Ты сам понимаешь, что это невозможно. Вирея высокородная. Ты не можешь вот так распоряжаться ее жизнью. Ссылка — единственный возможный способ избавиться от нее.

Мне не нравились эти слова, но, к сожалению, Ларисс был прав:

— Пусть так… Но, как вернуть девчонку?

Сейчас стало гораздо спокойнее, но я все равно не мог помыслить о том, что ее нет под этой крышей. Избавиться от Виреи такой ценой? Это казалось несопоставимым. Неоправданным. Вирея ничто против нее.

Ларисс повел бровями:

— Может, к чертям девчонку? Отдай ее Совету — пусть они вытаскивают ее из Котлована, раз они такие поборники закона.

Я не верил своим ушам. Виски вновь заломило.

— Ты сошел с ума?

Ларисс усмехнулся:

— Ты же знаешь, я всегда был немного сумасшедшим.

Хотелось вновь тряхнуть его. Трясти до тех пор, пока он не перестанет юлить. Но я был разбит, будто провел на мостике несколько суток.

— Объяснись!

Он повел бровями. Всегда так делал, когда был доволен собой.

— Совет может сколько угодно выкуривать ее из Котлована. Но это Котлован, он вне имперских законов — с девчонкой может случиться все, что угодно. И она сгинет так же, как появилась. И Совет быстро забудет о ней, особенно если старик Тенал не будет мутить эти сомнительные воды. Дай лишь время, и они забудут о претензиях к тебе. Главное — сделай Совету официальное заявление о побеге. И ты чист, мой дорогой брат.

Это было хитро, но…

— Если они выкупят ее?

Ларисс отмахнулся:

— Эти жадные старики никогда не дадут достойную цену. Единственный, кому это действительно нужно — Тенал. Он не так богат, как кичится. Они никогда не предложат больше пятидесяти тысяч.

— Ты уверен?

— Более чем.

— Тогда предложи им в два раза больше.

Брат скрестил руки на груди:

— А у тебя откуда такие деньги? Такую сумму не собрать просто так. В котловане признают лишь одну валюту — имперское золото. Твоя женушка уже и так пощипала семейный бюджет.

Мне осточертели эти лабиринты слов. В казарме все проще. Честнее. Довольно намеков и предположений. Мне нужен результат.

— Ты ее упустил — ты ее и вернешь. Иначе ты мне больше не брат.

— Из-за девки?

Я кивнул:

— Она моя. Ты слышишь? Моя. Делай, что хочешь. Поднимай людей! Рой носом землю! Мне плевать. Она нужна мне здесь. Живая. Или ты не брат мне!

Ларисс скрестил руки на груди:

— Ты знаешь только один метод: рыть землю и поднимать шум. Не вздумай поднимать солдат. А Совету уже наверняка известно о ее побеге. С тебя лишь протокол и тишина. Ты слышишь меня? Тишина.

Я поднялся, подошел и вновь тряхнул его за ворот, но уже без прежней горячности:

— Верни мне ее. Прошу.

Ларисс скинул мои руки, поднялся и молча скрылся за дверью.

Я снова рухнул в кресло, потянулся к бутылке. Не хотел верить ни единому слову, но понимал, что это правда. Она сбежала. Сбежала, черт возьми! Я не хотел даже думать о том, что могу больше не увидеть ее. Это невозможно. Немыслимо. Она моя. Только моя. Меня раздирало от противоречий. Я представлял ее раздавленную, сломленную, в цепях. Но в следующий миг уже воображал это немыслимым. Хотелось молить о прощении, чтобы она перестала видеть во мне врага. Я был бы счастлив от одной ее улыбки. От ласкового взгляда.

Не знаю, что сделаю, когда снова увижу ее.

Если увижу…

Если.

Я схватил бутылку и швырнул в дверь, за которой скрылся брат. Осколки с мелким звоном падали на мрамор, в красную, как кровь, смердящую лужу.

Я с трудом открыла глаза и прищурилась. Голова была тяжелой, как с перепоя. Меня мутило. Приступ тошноты скрутил пополам, едва я попыталась поднять голову, но пустой желудок не исторг ничего, лишь завязался мучительным спазмом. Я глубоко вздохнула и легла на спину. Мутный свет бил по глазам, вновь заставляя щуриться. Снова затошнило.

Проклятая Санилла — это она принесла стакан. Я все же заставила себя сесть, потерла лицо ладонями. Я бросила взгляд на дверь: она едва держалась на скрипучих петлях. Хлипкая задвижка висела на одном гвозде. Меня обдало ледяной волной — сюда приходили.

Я поднялась, сунула руку под матрас — сумки с деньгами не было.

Предсказуемо… Я вновь закрыла дверь и пошла к окну: здесь не нашли. Уцелели деньги и у двери — мозгов не хватило. Мартин недооценил меня. Можно сказать, я слишком легко отделалась, учитывая, что меня, кажется, не тронули. Но что толку от денег, если их невозможно потратить. Я заперта в этом вонючем Котловане. Нужно найти Добровольца и сказать, что я лечу  в Змеиное кольцо. Если повезет — уеду раньше, чем он обещал.

Я надела накидку и спустилась по скрипучей лестнице — надо найти Добровольца и хоть что-то съесть. Нужный поворот я нашла не сразу — блуждала среди мусора и дышала пылью, пока, наконец, не вышла в уже знакомую столовую, где торговалась с ним. Было пусто, лишь в углу, за стойкой раздачи, гремела кастрюлями Санилла.

— А, это ты, — она широко улыбнулась. — Как спала?

Я едва посмотрела на нее. Хотелось вцепиться в жирную розовую шею и тряси, пока толстуха не захрипит.

— Что ты насыпала мне в стакан?

Она опустила голову, изменилась в лице: