– Меня во всем слушаться! Плакать запрещаю! У вас же, наверное, и собственность на дом не оформлена? Да или нет? Есть бумага, что дом ваш?

– А чей же?.. – удивился старик, глядя робко и послушно. Я подумал: даже если бумаг нет, герою-инвалиду их восстановят… И услышал бормотание:

– …ты с Гаем-то подружись. Увидишь, какой он. Он такой. Особенный. А подарок-то примет?

– Не подарок, а дар. Чтобы принял, можно выставить условия. Например, так: вы принимаете его заботу, если он принимает дар. Но до этого еще дойдем.

– И тогда нельзя отсудить? Ну, оспорить?

– Третьим лицам очень трудно оспорить дарение. Договор так составим, что никакой суд протеста не примет. Ни от кого, кроме вас. Знаете, я хоть и не такой умный, как ваш жилец, но тоже кое-что соображаю. С жильцом раньше времени не откровенничать. И ни с кем!

Он вдруг протянул свою страшную руку в коричневых пятнах и погладил меня по рукаву. Я застыл. Но тут же отчеканил: все понятно? Он задумался – понятно или нет? – и застенчиво шепнул:

– А соврать-то я не сумею.

– Это еще что? О чем соврать?

– Ну, если спросят, про что мы с тобой секретничали.

Я даже расхохотался. Дедушка Юлий! Ни слова вранья. Говорить чистую правду и ничего, кроме правды. Вы ко мне пришли, чтобы в конторе первый клиент был по всем приметам правильный. Так дело было? Вот видите. Жизнь свою рассказывали. Тише-тише, верю, что ничего не утаили. Шрам показали, верно же? Верно. А я что на это сказал? Сказал, что вам нужно получить ветеранскую инвалидность. Посоветовал, как это сделать, обещал помочь и скидку дал. Как первому посетителю. Все точно? Ни единого слова вранья.

Он смотрел на меня, как ребенок на фокусника. Потом заулыбался, достал свою «бумажку», провел ею над столом и махнул на четыре угла комнаты. Я торжественно отсчитывал ему сдачу, следя краем глаза, и добавил пару монет после верещанья «лишнего, лишнего скидываешь!» И очень серьезно и строго объяснил:

– Если спросят, вы ответите. Всю эту чистую правду. А потом скажете так: но про это, дорогие земляки, спрашивать не положено. О чем говорили клиент с адвокатом, тайна по закону. Понятно? Повторите! А теперь идите домой, соберите письма сына, возьмите коробку с документами и возвращайтесь, мы с вами еще поработаем. Да, чуть не забыл, вы в мастерской кроме стекла чем занимаетесь? Замки можете врезать? В шкаф и в ящики стола. Значит, принесите замки, я делаю вам заказ. Документы должны быть под ключом. По закону!

Соединяя полезное с приятным, начал прорабатывать дело в письме к дяде.

При всем при том Гай по-прежнему оставался мне неприятен. Потому что видел меня в некрасивой роли? В истории с черной коробочкой. За вчерашний хмельной сюжет я ему скорее сочувствовал… Историю надо забыть, антипатию – контролировать.

Красное платье, красная косынка. Окно в сад словно вспыхнуло. Анита присела на подоконник, явно располагаясь поболтать. Интересно, с чего начнет. Поздравляю с первым клиентом! Что ж, неглупо. Старый Юлий зачем приходил? А это уже никуда не годится. Поблагодарил крошку за цветы и спросил, могу ли рассчитывать на ее помощь и понимание. Когда появится свободная минутка, взгляни, пожалуйста, на входную дверь. Там висит расписание. Да я сто раз видела, знаю! Вот и отлично. Ты умница. Стало быть, в приемные часы у окошка не останавливаться, в комнату не заглядывать, на подоконник не садиться. Ты же исполнишь мою просьбу, правда? Буду очень благодарен за поддержку. И добавил таинственным шепотом: ci siamo intesi? Словечки Карло давно разошлись по всему городу. Красотка поняла, подумала и повеселела: договорились! А в неприемные часы можно? Конечно, буду искренне рад, но сейчас слушаемся расписания. Так у вас же никого нет! Я укоризненно вздохнул, и крошка упорхнула.

В щель приотворенной двери решительно просунулась рыжая лапа, глянул желтый глаз и длинный ус. Гибко втек кот и сразу взлетел, провеяв золотым хвостом. С разлету вспрыгнул на грудь Юджине, лежавшей на диване с кожаной подушкой под головой. Распластался, зарылся носом ей в волосы и замурлыкал так, что вся комната запела-завибрировала.

– Что это? Что он делает?

– Сейчас – лечит, – серьезно объяснила Герти. – Лекарство почуяло, что у хозяйки мигрень, и само пришло. Если голова болит или ударишься, это правда помогает – кота приложить. А вообще-то все кошки любят тыкаться мордочкой в волосы. Неизвестно почему. И лапками вот так, вот так перебирают, как будто тесто месят. Коготками покалывают.

Гроза стихла так же быстро, как налетела. В комнате было сумрачно и тесновато. Почему-то я ничего не узнавал, хотя был здесь в день знакомства. Топорный диван – скорее широкий топчан с низкой спинкой. Грубый стол, грубые стулья. Книги на полках.Разговор складывался легко и приятно, хотя я сразу заметил, что сестры то ли усталые, то ли расстроенные чем-то. Но меня встретили заботливо и слушали увлеченно. Старый Юлий успел пропеть мне такой гимн, что после обеда явились еще несколько посетителей. Двоих принял, троих записал на завтра. С врачебной комиссией вышло затруднение. Обратился к Виртусу, но оказалось, что комиссии не существует. Никогда не собирали. Что ж, соберем. Пусть Марта как официальное лицо сразу же возьмется за это. Боевому инвалиду пора помочь. В сущности, беспомощный старик. С такой сомнительной нянькой, как жилец-алкоголик.

Официальное лицо, красивое до головокружения, смущенно расспрашивало, что надо сделать. Нехорошо, стыдно, что никто раньше не подумал. Только вы… – и светлые глаза посмотрели так, что сердце тихонько стукнуло.

Перебирая вчерашние впечатления, натолкнулся на индюка-знаменосца. Что это за шут? И что за нелепое название должности? То ли диктатуру напоминает, то ли цирк-шапито. У него всегда такие манеры?

Нет, не всегда. И он не шут. Наверное, очень сильный человек. То, что он проделывает, требует железных нервов. Или уж совсем больных. Держится он по-разному. Сегодня – запанибрата, завтра – хмурый начальник, послезавтра – любезный сосед. То простецкий мужичок, то брюзгливый герцог. Если ему отвечают в том же духе, он сразу перескакивает в другой образ. Он тут новый человек. Его назначили из центра. Вроде бы он заместитель капитана, а на деле подчиняется ему только наполовину. Его должность всегда называлась так – руководитель гражданской экспедиции. А он объявил, что теперь будет иначе – знаменосец порядка. С ним спорили. Особенно Старый Медведь. Что напоминает диктатуру. Что нехорошо. А он в ответ – не он один, кстати, что диктатура была тысячу лет назад, давно пора забыть, и не все, что было тогда, было плохо.

– То есть разом и забыть и вспомнить?

Вот именно! Если человек при диктатуре родных потерял, или сам сидел, или семью сослали, а таких ведь большинство, он говорит: вы судить не можете, это у вас обида осталась.

– … а на обиженных возят дрова…

Уже слышали? А если кто-нибудь ругает диктатуру, а сам не пострадал, опять то же самое – «вы судить не можете, вас это не коснулось». Здесь люди прямые. Теряются. Сам-то как судишь? Спрашивают. Он хохочет: «Мы с диктатором разминулись. Я родился на следующий день, как он помер. Может, новым диктатором стану? Шучу!» Неприятно, конечно. Разобидит и твердит, что шутка и обижаться не на что.