Этот разговор был далеко не первым, и Аля устала приводитьодни и те же аргументы и произносить одни и те же слова. То ли Дина успевалавсе забыть, то ли эти разборки доставляли ей удовольствие, Элеонора Николаевнане понимала и с обреченной покорностью вела на протяжении двух лет одни и те жедискуссии со странноватой племянницей. Обычно в этом месте, после предложениянанять домработницу, дискуссия прекращалась. Так случилось и на этот раз.

- Ладно, извини, - пробормотала Дина. - Но ты можешьдать мне слово, что идешь не на случку?

Вот оно. Кажется, догадки Элеоноры были правильными.Интересно, Динка действует обдуманно, сознательно или чисто интуитивно,опираясь только на то, что подсказывает подсознание? «Дать слово». Дай мнеслово, а потом его выполняй. Я заставлю тебя дать слово, а потом буду висетьнад душой, требуя его выполнения, Ты будешь делать то, что я хочу. Ты будешьплясать под мою дудку. Я зажму тебя в жесткий колючий кулак, и никуда ты неденешься. Вы меня не любите и хотите от меня отделаться, но я вам этого непозволю. Похоже, то, о чем Аля говорила недавно матери, обретает видимыеочертания.

- Я никому никаких слов не даю, - твердо произнеслаЭлеонора Николаевна. - Тебе придется просто поверить мне.

- А если я проверю?

Ну конечно. Она проверит. Учет и контроль. За каждым шагом.И сколько так может продолжаться? Если девочку вовремя не остановить, онапревратит жизнь своих близких в ад. Но как ее остановить? Пойти на открытыйконфликт? А как же Андрей? Ему и без того несладко. И кроме того, есть еще однообстоятельство, которое нельзя не учитывать: психика Дины. Здорова она илирасстроена? И как девочка поведет себя, если начать с ней войну? Не станет лиона опасной?

- Проверяй, - Аля равнодушно пожала плечами. - Тыможешь даже пойти вместе со мной и убедиться, что я иду в храм. Может быть,тебе после этого надоест блюсти мою нравственность,

Она демонстративно отвернулась к раковине и принялась мытьпосуду, давая понять, что говорить больше не о чем. Дина еще немного посиделана кухне и ушла к себе.

Ближе к одиннадцати вечера Элеонора Николаевна началасобираться.

Достала, из шкафа единственную длинную юбку, купленнуюспециально для посещения церкви в позапрошлом году, когда познакомилась с ИннойШустовой из соседнего дома. Свободная, из шелка с вискозой, темно-коричневая, селе заметными бежевыми полосочками-штрихами - никогда подобная вещь непоявилась бы в ее гардеробе, если бы не Инна. И в храм Аля ни за что не пошлабы, если бы не Инна, нуждающаяся в поддержке, а чаще просто в присутствииприятельницы. Элеонора Николаевна была твердой сторонницей внутренней честностив религиозных делах, глубоко верующей себя не считала и церковь не посещала,полагая, что Божьи заповеди можно и должно соблюдать и не будучивоцерковленным, а стоять на службе и делать вид, что идешь в ногу со временем,отменившим обязательный атеизм и введшим в моду показное православие, считаладля себя неправильным. Однако ради соседки пришлось отступить от принципов.

В первый раз это случилось в позапрошлом году, на Пасху,когда Инна вдруг заговорила о том, что если Христос воскрес, то, может быть, иее Танечка воскресла, и надо бы пойти если не на службу, то хотя бы на Крестныйход и помолиться о вознесшейся душе ее девочки.

- Сходи, - согласилась тогда Элеонора.

- А ты со мной пойдешь? - робко и в то же время как-тонастойчиво спросила Шустова.

Аля растерялась.

- Не знаю. Я никогда не ходила.

- Ну пожалуйста, Эленька, пойдем со мной, а? Мне однойтак одиноко, так тоскливо…

Але казалось, что для общения с Богом компания не нужна, ноотказать она не смогла, уж очень жаль ей было соседку, потерявшую дочь.

Она купила длинную юбку, ибо среди ее вещей не нашлосьничего подходящего для посещения церкви, юбки были слишком короткими, а в брюках,как ей сказали, нельзя. И в одиннадцать вечера они с Инной Шустовой пришли наПасхальную службу. Сперва Але было не по себе, она даже перекреститься несмогла - не умела, привычки не было, просто стояла и думала о своем, изредкапоглядывая на подругу - как она? Не плачет ли? Не нужно ли вывести ее,успокоить, накапать валокордина, который Элеонора Николаевна предусмотрительнозахватила с собой вместе с реланиумом и какими-то спазмолитиками. В какой-томомент ей показалось, что Инна сейчас упадет в обморок: та сильно побледнела ипокачнулась, и Аля подхватила ее под руку и прижала к себе. В храме было душно,и подруге могло стать плохо не от сердечной боли, а от недостатка кислорода. НоИнна устояла на ногах, только глубоко вздохнула и отерла лоб ладонью. Когдавышли на воздух, Инна отдышалась и вместе с хором неуверенно подпевала:«Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробе животдаровав».

- Вот видишь, - прошептала она Элеоноре, прикрываярукой от ветра пламя тоненькой церковной свечи, - так и говорится: тем, ктоумер, он даровал жизнь. Как ты думаешь, это правда?

Элеонора Николаевна никак не думала, она была очень далекаот религии, но в утешение подруге ответила:

- Давай будем надеяться, что правда.

Они обошли вместе с Крестным ходом вокруг храма и сновавошли внутрь, чтобы простоять уже до окончания службы.

- Знаешь, Эленька, а мне полегче стало, - сказалаШустова, когда они прощались во дворе перед тем, как разойтись. - Правильно ясделала, что пошла. И тебе спасибо огромное за то, что ты была со мной. Мне вкакой-то момент даже показалось, что Танечка со мной рядом шла вокруг церкви ипела, тихонечко так, тоненько. У нее голосок такой высокий был…

Она зарыдала так горестно, так горько, что у Элеоноры тожеслезы навернулись на глаза. Инна все не успокаивалась, рыдания становилисьгромче и уже перешли в истерику, на них оглядывались немногочисленные жильцыстоящих вокруг двора домов, возвращающиеся со службы. Аля нащупала в карманеупаковку реланиума, выдавила две таблетки и буквально силой засунула подруге врот. Усадила на скамейку и просидела с ней еще добрых минут сорок, пока таокончательно не успокоилась.

На следующий год Шустова снова предложила вместе пойти наПасхальную службу. И хотя с гибели Тани прошло уже больше года и Инна сталазаметно спокойнее, Элеонора Николаевна не рискнула, помня о той истерике,оставлять ее одну. Надела длинную юбку, покрыла голову шелковым длинным шарфоми пошла в храм. И в этом году пошла. А как откажешься? Какая-никакая, а традиция,да и голос у Инны, когда та звонила и приглашала пойти вместе, был такимиспуганным, робким, словно ее собирались одну отправлять на муку мученическую.

Встретиться договорились во дворе без десяти одиннадцать, доцеркви совсем близко, минут пять пешком. Когда Элеонора Николаевна вышла изподъезда, Шустова уже ждала её, сидела на той самой скамейке.

Аля машинально сунула руку в карман плаща, проверилатаблетки - на месте, и маленькая плоская алюминиевая фляжка с водой тоже там,на всякий случай взяла, ведь иногда для того, чтобы успокоиться, достаточнопросто сделать несколько глотков воды, и можно обойтись без лекарств.