Он был еще крепкий коррупционер первого корпоративного круга, у него было мало вещей, небольшая сумка, и все, он был из тех людей, которые в любом путешествии не страшатся потери багажа, такие люди знают, что всегда в состоянии приобрести все, что им надо, в любой части света, где есть дьюти-фри. Мужик был квадратного исполнения, с полузакрытыми глазами, с крупными формами, но с маленькими ручками, он внешне был спокоен, даже казался ленивым и немного усталым кабаном, который много знает про эту жизнь.

Ей было видно, что весь этот образ он слепил сам, за долгие годы борьбы со своими страхами и комплексами, этот гигантский труд он ловко упрятал в свою манеру, которую она обозначила для себя как «невидимый лев».

Он твердо стоял на своих ногах, говорил мало, не кокетничал со спутницей, слушал ее стрекот, так большое животное на лугу гоняет хвостом насекомых, лениво и не раздражаясь.

Лиза продолжала следить за ним, с девушкой ей было все ясно, она еще в поезде вынесла ей приговор, а вот спутник ее интересовал, она хотела понять его мотивы. Почему вполне адекватный человек, с положением и, естественно, с семьей бросается на свежее мясо, если дело только в сексе, то это она могла понять, потому что старая самка имеет другие мотивации, ей надо пристроить детенышей, создать им щит, для нее самец выполнил свою функцию и ушел на второй план.

Тут, видимо, другое; дядя, кажется, страдает, он желает шорохов и вздохов, он желает слов, трелей соловьиных, признаний, «ты такой сильный, у меня такого никогда не было, как я буду жить без тебя с другими, ты испортил меня своими заботами» и т. д. и т. п.

А дядя будет надувать свой парус и плыть в своих фантазиях после обеда на лежаке, а она в это время будет шариться с его карточкой и пытаться за отведенные ей два часа на шопинг убить сразу и много брендовых зайцев. Лизе в какой-то момент даже стыдно стало за такие мысли, она раньше никогда не замечала за собой такой яростной зависти, какое ей дело до какого-то мужика, до его маленьких радостей и до девочки, желающей праздника, который ей пока не по карману.

Мужик платит за молодость, она продает единственное, что у нее есть, торг вполне уместен, и не надо изображать святошу и осуждать.

Ей в свое время ничего такого не предлагали, только декан один раз в институте предложил поехать в пансионат «Лесные дали», но бабушка сказала, что приличной девушке ехать за город с женатым козлом стыдно.

Она отвернулась, и тут объявили, что их рейс приглашают проехать в гостиницу, и она ушла к стойке, где раздавали ваучеры.

Будем жить свою жизнь, решила она и повезла свой чемодан, полный ненужных вещей и прошлых печалей.

Краем глаза она заметила, что «голубки» остались на месте и не дергались, у них, видимо, были другие планы.

Он думал недолго, пощелкал на своем телефоне, потом решительно пошел к стойке испанских авиалиний, и через пять минут они зарегистрировались на Мадрид, он не желал отсрочек, он желал двигаться любой ценой, да и цена оказалась для него вполне достаточной, чтобы не сидеть и не ждать милости от погоды.

Он уже хотел покинуть родину, оставить за бортом свои заботы, беспокойство последних дней, окунуться в затеи, забавы, нырнуть, как герой фильма «Любовь и голуби», из родной избы в Черное море.

Через час объявили посадку на Мадрид, и как только самолет оторвался от полосы, он стал смотреть на свою спутницу, как кот на сметану. Откуда-то вынырнули забытые слова и желания, мастерство не пропьешь, он хлопнул в ладоши, тут же нарисовался любезный стюард первого класса с улыбкой человека, который может дать в жопу при определенных обстоятельствах:

— Чего желаете?

— Неси, сынок, все хорошее, возможны чаевые, — так твердо и решительно С.С. говорил, лишь когда на его тарелочке появлялась новая мишень.

Он незаметно ослабил брючный ремень, снял ботинки и приготовился.

«Любезный» постарался, привез тележку с алкоголем, Катя выбрала себе шампанское, С.С. водку, два контейнера с едой вызвали привкус пластмассы во рту и были отвергнуты С.С. решительно.

С.С. только открыл рот для мотивации стюарда, как Катя нырнула в пакет, стоявший у ее ног, и достала нечто.

Она ловко открыла крышку контейнера, и оттуда ударил запах настоящей еды: в одном гнезде лежали малосольные помидоры и огурцы, в другом — бастурма, нарезанная тонко, отдельно лежали люляшки в лаваше, и два соуса, зеленый и красный «ткемали». Такого С.С. не ожидал, слюни и слезы полились одновременно…

Она купила все это вчера, вспомнила, как он ее кормил в первую встречу, она вспомнила, что он ел, и все повторила.

За ним давно так не ухаживали, она наливала, вытирала ему и руки и жирный рот, убирала в пакет мусор, и смотрела при этом во все глаза, и шептала в ухо милую дребедень о том, что он хороший, хвалила его аппетит, хлопала по колену, закидывала голову и смеялась его не самым умным шуткам, перелезала через него, касаясь его невинно, но жарко. Вернулась из туалета в короткой теннисной юбке, без лифчика и с красной помадой. На второе она подала ему кебабчики с тушеными овощами, свои освободившиеся сиськи и игрушечный голос, который включился у ней после второй бутылки, она мурлыкала ему в уши дурацкие песни советских композиторов, щипала его за щеку, стала звать шарпеем и хватать его за шею своими заточенными на хищника коготками.

С.С. был ошеломлен ее напором в сочетании с водкой и любимой едой, он поплыл, как старый морж в опасное плавание, он дураком выглядеть не хотел, подыгрывать чужой игре не желал, но скрывать свое удовольствие тоже не считал нужным.

Ему показалось, что она не играет, человеком он считал себя довольно проницательным, в театр по молодости ходил часто и даже имел роман с актрисой академического театра, которая его кое-чему научила про охи-вздохи.

Тут он игры не заметил или не захотел заметить, поддался обаянию молодого крепкого тела, зеленых глаз и прочих штучек, сисек-писек.

Он давно не увлекался, его бронепоезд стоял на заброшенной станции, но пар был, да и водка внушает застоявшемуся в стойле коню, что пора на луг, попастись с молодой кобылкой.

Он силой воли своей отогнал животноводческие ассоциации, ему они не нравились, все-таки он считал себя приличным человеком и даже любовь не исключал в своем душевном ассортименте.

Он стал ее поглаживать по спине, нежно, с электрическим током на кончиках своих пальцев, он еще в юности заметил в себе особую концентрацию; если ему нравилась девушка, то ток возникал, он тек по жилам, как направленное движение электронов, если нет, то он знал, что фазы не будет, свет не блеснет, не задрожит стрелка на приборе, измеряющая потенциал, и тогда лучше не тереть свою эбонитовую палочку в поисках энергии. Только разность потенциалов давала разряд. Тут явно электроны рвались к источнику.

Он стал изучать новый объект, тактильно он был более оснащен, глаза уже боялись, руки еще помнили, какими должны быть горы и долины на женском глобусе.