проплывающих облаков. Но потом присмотрелся. Показалась неестественно вытянутая волчья морда с черно-бурой шерстью. Два желтых глаза излучали свирепость и злобу.

Не раздумывая ни секунды, Эдриан нажал на курок. Выстрел прорезал воздух, разорвав какофонию из птичьих криков. Вороны разлетелись в стороны. Их гадкое карканье будто посылало проклятие на голову интенданта.

Нуар понесся вперед. Эдриан прижался к нему корпусом и принялся на ходу перезаряжать пистолет. Он не оглядывался, понимая, что только зря потеряет время. После выстрела не последовало ни скуления, ни визга. Ничего, кроме утробного рычания. Мужчина был почти уверен, что попал волку прямо промеж глаз, но раздававшийся за спиной рык говорил об ином.

Эдриан покончил с перезарядкой в тот миг, когда Нуар вывез его к реке. Скакун с брызгами влетел в воду и только тогда остановился. Залитый ярким солнечным светом берег знаменовал конец погони. Эдриан развернул коня и направил дуло пистолета на царивший между кустами и деревьями мрак. В каждой тени он ждал вновь увидеть волчью морду, уловить движение или же встретиться с двумя горящими кровожадными глазами.

Никого.

Эдриан ощущал, как под кожей мелким покалыванием бугрится страх. Мужчина понял одно: ему нельзя ступать под пышные кроны деревьев. Нельзя вернуться к тропинке или рискнуть проехаться до проселочной дороги. Нельзя вновь оказаться в тени. Потому что там его ждут.

Эдриан повел скакуна вдоль берега, стараясь не выходить из спасительных вод Эмеральды. Тот, кто его преследует, не может покинуть безопасной тени леса и оказаться на солнечном свету. Интендант не помнил точно, куда ведет река и сколько пологий берег будет позволять ему не заходить в лес. Однако он надеялся, что этот путь, пусть и не самый близкий, поможет достичь Сент-Пьера до захода солнца. До того момента, когда на землю опустится тень и окрестностями завладеет мрак.

Глава 15

После разговора с Лорентом желание расспросить Чинвенду только усилилось. Стефани провела немало времени за обдумыванием плана, как сделать это незаметно для всех остальных. Ей хотелось поговорить с камердинером так, чтобы об этом не узнал ни отец, ни остальные родные, ни тем более интендант жандармерии. Эдриан уже дал ответ, списав все на плохое владение своего слуги луарским языком. Но то, что поведал брат, не совсем укладывалось в понятие «незнание особенностей речи». Да и со стороны это выглядело бы так, будто она не поверила его словам, а портить отношения не хотелось. Ведь интендант обещал привести ее на место преступления, если таковое еще будет.

Стефани думалось, что здесь была замешана магия. То, что сделал Чинвенду, походило на колдовской обряд, и ей хотелось разузнать об этом как можно больше.

В теории план был проще некуда: покинуть гостиницу, отправиться к дому интенданта, поговорить с Чинвенду. На практике все обросло сложностями. Стефани следовало пойти на прогулку в одиночку, и это было первой трудностью. Отец спокойно относился к ее прогулкам на лошади (на самом деле он не знал, в какие дали забредала его дочь), на морском побережье близ старого гарнизона и прочим гуляниям. Но вот насчет города граф придерживался строгого правила: юная мадемуазель не должна ходить одна. Сент-Пьер полнился грабителями, маргиналами, сошедшими на сушу матросами и просто людьми с плохой репутацией. Поэтому Стефани никогда не отпускали в город одну. Компанию ей составляли Изабель или Лидия – личная камеристка. Дочь графа сомневалась в том, что они ей смогут помочь в трудной ситуации, но не перечила.

Единственным исключением стала поездка к Лоренту в госпиталь. Дело было слишком важным, Лидия заболела, а Изабель находилась в охотничьем имении. Остальные две горничные не умели ездить верхом, и дочери удалось убедить отца отпустить ее одну.

На этот раз весомого повода отправиться на прогулку в одиночку у Стефани не было. Можно договориться с Изабель, но она сейчас находилась в шато вместе с Филиппом и дядей Обероном, а значит, с ней пойдет Лидия.

Камеристка всегда представляла для молодой хозяйки сложности, потому что она больше служила отцу, чем своей госпоже. Договориться с ней не получится, а о попытке непременно станет известно родителю. Рассказывать отцу о своих домыслах Стефани также не хотела, потому что боялась лишний раз побеспокоить его.

Кроме сложностей с тем, чтобы улизнуть из гостиницы, у Стефани возникали проблемы и другого толка. Она не имела понятия, где живет интендант. Не знала, будет ли он дома и где окажется Чинвенду в момент, когда она придет. Но об этом девушка решила побеспокоиться уже после того, как окажется на улицах Сент-Пьера одна.

Пока Стефани обдумывала, как поступить лучше: отправиться на прогулку вместе с Лидией, задурить ей чем-нибудь голову и ускользнуть или же покинуть гостиницу через черный ход для слуг, к ней в комнату заглянул отец и известил, что уезжает в Торговую палату. Радости юной особы не было предела.

Как только граф сел в повозку, Стефани позвала к себе Лидию, чтобы переодеться. Камеристка была на три года старше своей хозяйки. Небольшой рост, худое телосложение, темно-русые волосы, глаза цвета кофе. Их могли бы принять за сестер, если бы не грустный взгляд и опущенные плечи Лидии. Она всегда держалась как служанка, и со стороны казалось, что, кроме как угодить своей госпоже, у девушки больше нет цели в жизни.

Царивший зной практически лишил Стефани всякого выбора. Пришлось надеть бирюзовое платье из тонкого муслина, которое привезла Изабель. Расправляя складки юбки, девушка смотрела в зеркало и проклинала подругу за продуманность.

Стефани соблазнилась на бирюзовое платье, потому что сильнее других любила этот цвет. Потому что бирюзу любила мама, а то, что любила мама, со временем стало самым сокровенным для дочери. Глядя на себя в зеркало, девушка вспоминала висевший в шато портрет матери и понимала, как она похожа на нее. Квадратный вырез был оторочен белым кружевом и оголял кожу ниже ключиц всего на три пальца. С короткого рукава воланом вились оборки, а пояс украшал шелковый бант. Из-за легкой ткани платье казалось невесомым, совсем не чувствовалось на теле.

Стефани определилась с нарядом довольно быстро. Однако это не остановило ее от разбрасывания вещей по комнате в притворной попытке найти подходящее. Она делала это нарочно, чтобы Лидия отвлеклась на уборку. Камеристка будет занята ближайшие полчаса-час, а может, и больше.

Дочь графа постаралась создать настоящий кавардак, и, судя по озадаченному лицу служанки, ей это удалось.

– Лидия, я пойду почитаю в вестибюле. Там не так жарко, как здесь, – проговорила Стефани так вяло, словно изнывала