Вместе с романом, который якобы собралась почитать в вестибюле, Стефани прихватила шляпку и, довольная собой, выпорхнула из номера. Книгу она оставила на подоконнике в коридоре.

Конечно, закончив работу и не найдя госпожу, Лидия бросится на поиски. Но девушку это не тревожило. Если она не успеет вернуться до того, как камеристка обнаружит пропажу, то скажет, что заскучала за чтением и решила навестить Лорента. Скажет, что идея пришла спонтанно, и, чтобы не отвлекать Лидию, она отправилась самостоятельно. Тем более что госпиталь находился через один дом от гостиницы.

Оказавшись на улице, Стефани быстрым шагом отправилась в сторону Канцелярии. Следующий этап плана состоял в том, чтобы под благовидным предлогом разузнать, где устроился интендант жандармерии. Но этого не потребовалось.

Стефани увидела, как из дома напротив канцелярии вышел Чинвенду, неся в руках ведро. Из одежды на нем были лишь рубашка да штаны. По разгоряченному камню он ступал босиком. Насвистывая незатейливую мелодию, слуга слил грязную воду в канаву и направился через арочный проем во внутренний дворик.

Пропустив карету, девушка быстро перебежала на другую сторону улицы. Она спешила, так как боялась, что если потеряет Чинвенду из виду, то не узнает, в какую именно квартиру он поднялся.

Как только Стефани завернула в проход, страх моментально развеялся. Чинвенду стоял возле колодца и, крутя рычаг, опускал ведро в воду. Он что-то напевал себе под нос, пока не увидел незваную гостью.

– Госпо-ожа. – С добродушной улыбкой Чинвенду низко поклонился.

– Здравствуй.

– Как молодой госпо-один? – Он принялся с силой крутить рычаг в обратную сторону.

Стефани невольно обратила внимание, как напряглись мышцы на предплечьях, которые были обнажены из-за того, что мужчина засучил рукава.

– Все хорошо. – Девушка не отводила взгляда от того, как от нагрузки под смоляной кожей бугрятся вены. Засматриваться на чужое тело – неприлично. Но ее интерес был вызван скорее непривычной глазу чернотой кожи, нежели влечением. Она вновь взглянула в простодушное лицо. – Лорент идет на поправку.

– Рад слышать. – Он улыбнулся. – Если вы к госпо-одину, то…

– Нет, нет, – перебила она слугу. – Вообще-то я к вам.

На секунду в черных глазах мелькнуло удивление, но потом сменилось привычной добротой.

– Постараюсь быть по-олезным.

– Для начала я хотела бы извиниться, что ударила вас тогда в палате. – Стефани было правда совестно за свой поступок, потому что обычно она так себя не вела. Она никогда не распускала рук по отношению к прислуге, не позволяла себе раздавать пощечины незадачливым кавалерам, которых из-за ее высокого положения было немало, и не хваталась за оружие при первом же нанесенном ей оскорблении. Хотя, несмотря на то что учителя воспитывали в ней стойкость и терпение, она все же могла вспылить. – Бить людей не в моей привычке.

– Я все понимаю, госпо-ожа. Я не в обиде.

– Это приятно слышать. – Девушка нервно улыбнулась. Она не знала, как правильно повести разговор: поговорить ли еще о чем-нибудь отстраненном или сразу перейти к делу.

Пока Стефани думала, Чинвенду налил в ведро прохладной воды из колодца и, низко поклонившись, задал вопрос.

– Чем я еще могу вам послужить, госпо-ожа?

– Как ты привел Лорента в чувства? Что ты с ним сделал? – выпалила девушка почти на одном дыхании.

Камердинер растерялся. Он бегло огляделся вокруг, как будто беспокоясь, что их могут услышать посторонние.

– Я про-огнал болезнь.

– Но в палате ты говорил, что прогнал беса!

– Нет, госпо-ожа. Нет никако-ого беса. Только бо-олезнь. А шептал я слова мо-олитвы Первым Святым. И бо-олезнь ушла… Я бо-ольше ничего не делал. Я бо-ольше ничего не умею.

Чинвенду взял ведро за ручку и еще раз поклонился.

– То есть ты хочешь сказать, что Лоренту помогли прийти в себя Первые Святые?

Слуга кивнул, постаравшись придать движению уверенность. Вышло фальшиво.

– Уверен, что ничего не скрываешь? Что не врешь мне?

– Я всегда говорю правду, госпо-ожа. – Он вновь добродушно улыбнулся. – Могу я пойти? У меня много дел.

– Да, конечно.

Стефани огорченно смотрела вслед уходящему камердинеру. Она ничего не выяснила, и разочарование навалилось тяжким грузом на разволновавшееся сердце.

«М-да, расспрашивать о чем-то не так-то просто. Особенно когда тебе не хотят рассказывать…» Девушка пнула перед собой камушек. Тот полетел вперед. Она задумчиво посмотрела на жестяное ведро, на рычаг колодца и… на нее снизошло озарение.

«Ну конечно. После того случая в госпитале интендант со своим камердинером договорились, о чем будут всем рассказывать. О болезни и о том, что он шептал молитву Первым Святым. Да! Естественно! Так как признаться в колдовском ритуале, если это он, равносильно подписанию самому себе смертного приговора. – Она тяжко вздохнула. – И чего ты ожидала? Что подойдешь, задашь вопрос и тебе скажут правду?»

Стефани решительно двинулась к двери, за которой уже скрылся Чинвенду. Ей нужно проявить настойчивость. Совсем немного. Может, он не захотел говорить с ней на улице, а в квартире, где нет возможности быть подслушанным, все расскажет. К тому же если она объяснит, что понимает причину его нежелания говорить правду, то между ними возникнет больше доверия.

Девушка отворила дверь, которую Чинвенду оставил незапертой. Оказавшись возле черной лестницы для слуг, она осмотрелась по сторонам. Дорожка из мокрых следов вела наверх по ступеням, а со второго этажа доносился звук переливающейся воды.

Не раздумывая ни секунды, Стефани быстро поднялась по лестнице. Желание добиться ответов перевесило здравый смысл и любые меры предосторожности. Увидев приоткрытую дверь в одну из квартир, она вошла туда, как в родные покои. Не постучалась, не позвала слугу, а ворвалась ураганом.

– Чинвенду, прости, но я вижу, что ты мне что-то не договариваешь. – Она прикрыла за собой дверь и медленно пошла по коридору влево. – Пойми, я должна знать правду. Это касается моего брата.

– Мадемуазель, – возмущенный голос принадлежал тому, кого Стефани меньше всего желала встретить. Тому, о ком она так опрометчиво забыла.

«Ну конечно, для кого же еще Чинвенду мог носить воду?» Она обернулась и ахнула.

Перед ней стоял Эдриан с недоумевающим выражением лица. На плече красовалась татуировка в виде надписи, но разобрать буквы в такой ситуации не представилось возможным. Стефани стоило бы посмотреть ему в глаза и извиниться за свое вторжение, но что-то пошло не так. Ее взгляд быстро скользнул от небесного омута глаз на распущенные мокрые волосы. Тяжелые от воды тонкие пряди ложились на мускулистую грудь. Одинокие капли соблазнительно медленно стекали по коже, вызывая россыпь мурашек. Девушка сосредоточилась на одной капле и проследила взглядом, как та скатилась по рельефному животу мимо ряда