— А торговля людьми?

— Он не торговал, а покупал. Раз в год, в ярмарочный сезон. А бизнес — оружие.

Наверное, это первый нормальный ответ, который я от него получила за все это время, включая первую встречу на Альфа Крите. Однако волнует меня сейчас не это.

Вскидываю глаза к его лицу, но тут же получаю раздраженное:

— Да смотри же ты под ноги!

Кричать на кого-то шепотом тоже надо уметь. Джек — или как там его? — владеет им в совершенстве.

Прячусь обратно под козырек.

— Всего раз в год? — спрашиваю, покладисто изучая мостовую и собственные кроссовки. — То есть рабыни-танцовщицы живут у него по несколько лет?

И первая из них целых четыре года?! Держу пари, тогда это та блондинка — за четыре года можно и озвереть.

Но моя теория с треском проваливается.

— С чего ты взяла, что танцовщицы — рабыни? — удивляется Джек. — Вполне добровольные проститутки на зарплате. А рабыни нужны, чтобы попользовать так, как добровольно никто не согласится, и выкинуть — так, чтобы никто не нашел. Часто небезопасно даже таким, как Барон, а раз в год — самое то.

Тяжело сглатываю.

— То есть я не стала бы частью танцевального квартета? — пытаюсь пошутить, чтобы спутник не уловил в моем голосе истинных эмоций.

Но Джек явно за хардкор:

— Если бы он закончил, из тебя одной получился бы октет.

Спотыкаюсь и, чтобы не рухнуть, всем весом висну на его больной руке. Шипит сквозь зубы, но меня все же удерживает. Только бросает злобный взгляд из-под капюшона (упс, я опять подняла голову).

Пожимаю плечом: ну извини, приятель, я не виновата, что у меня такое богатое воображение — восемь кусков!

— Теперь понятно, почему тебя за мной понесло: по частям я бы Джейку Риду не заплатила, — говорю, снова лишь делая вид, что держусь за него.

Джек в ответ фыркает.

— Не льсти себе. Я ожидал встретить тебя на том рынке не больше, чем ты меня.

Стоп, это что же получается…

Опять пытаюсь заглянуть ему в лицо, но сразу получаю нетерпеливое:

— Да не задирай же ты башку!

Возмущенно закатываю глаза, но голову все же опускаю.

— Ты знаешь, что ты бесчувственная скотина? — спрашиваю на полном серьезе. Нет, ну вдруг ему никто раньше не говорил, так окажу услугу.

— А ты знаешь, что слишком много болтаешь? — отвечает мне в тон.

Пф-ф, нашел чем удивить, естественно, знаю.

— Работа такая, — напоминаю ехидно.

— Аналогично, — язвит он в ответ.

Глава 29

Беспрепятственно преодолеваем большую часть главной улицы, когда впереди появляются люди в классически темно-фиолетовой полицейской форме, в руках — сканеры, останавливают прохожих, о чем-то расспрашивают.

— Вот же черт, — комментирует Джек и, кажется, наплевав на боль в раненой руке, сильнее сгибает локоть, чтобы зафиксировать на нем мою ладонь, и сворачивает в ближайший переулок.

У него запрещенное оружие, понимаю, а еще ничем, кроме моего плеча, не прикрытая дыра в рукаве куртки. Стоит копам к нам прицепиться, логичные объяснения придумать будет непросто.

— А вдруг это честные полицейские, и им можно заявить о торговле людьми? — Тоже ускоряю шаг, чтобы не отставать.

— Можешь подойти спросить, вдруг их стошнит на тебя радугой, — любезно предлагает Джек. Корчу ему гримасу. — Сюда. — Распахивает дверцу неприметного кафе с блеклой вывеской и практически силой вталкивает меня внутрь.

Ну, то есть я думаю, что вталкивает внутрь кафе, но вижу лишь узкую темную лестницу. Надо понимать, само заведение с кружкой кофе и стертым от времени коротким названием на вывеске находится в цоколе, куда еще предстоит спуститься.

Если ноги не переломаю, ага, потому что в потемках спотыкаюсь уже на второй ступеньке.

— Да смотри же ты под ноги! — шипит Джек, вовремя ухватив меня за плечо.

— Я не виновата, что тут темно, как в заднице! — огрызаюсь, стараясь снова не наступить мимо ступеньки.

Джек догоняет и, протянув руку над моим плечом, первым толкает узкую дверь на шарнирах. Звенит колокольчик, длинный язычок которого, для полного счастья, еще и прилетает мне в лоб. И это с моим-то ростом! Прямо-таки полоса препятствий какая-то.

В кафе значительно светлее, чем на лестнице, но все равно мрачно. Узкие давно не мытые окна, за которыми видны ноги проходящих мимо пешеходов, дают слишком мало света, а искусственное освещение отключено.

Посетителей в такой ранний час еще нет. С десяток дешевых пластиковых столов с ободранными столешницами и такими же стульями девственно пусты. В углу сиротливо дремлет робот-официант с выбитым глазом, а за стойкой, взгромоздившись на высокий барный стул и облокотившись локтем на столешницу, спит фиолетововолосая девица с колечком пирсинга в носу и кучей цветных татуировок на открытых руках.

Услышав звон колокольчика, девушка-бармен лениво приподнимает голову и подслеповато моргает.

— А-а, посетители… — рассмотрев нашу парочку, снова расслабленно подпирает кулаком щеку и блаженно прикрывает глаза. — Утро доброе. Добро пожаловать в «Рай». Бла-бла… — В конце ее речь становится бессвязной.

— «Рай», ну надо же, — бормочу, проходя мимо.

Теперь хотя бы знаю, что написано на облезшей вывеске, говорила же: что-то короткое.

— «Ад» на соседней улице, — вкрадчиво сообщает мне Джек и уверенно проходит к дальнему столику под окном.

Плетусь следом, садимся. Стол вроде бы чистый, просто ободранный. Приглаживаю пальцем наполовину слезшую со столешницы наклейку. Кажется, это старая афиша или объявление: на обрывках бумаги угадываются какие-то цифры и что-то цветное.

Душновато. Тянусь к кепке, касаюсь козырька, но снять не решаюсь — вдруг тут есть камеры.

— Снимай, камер нет, — разрешает Джек и сам сбрасывает капюшон на плечи.

С облегчением сдергиваю головной убор и бросаю его на соседний стул, куда уже пристроила сумку.

Берусь за край столешницы, чтобы придвинуться к ней ближе вместе со стулом, и замираю. Что это? Жвачка?! Морщусь и пытаюсь соскрести с пальца розовую субстанцию, в которую только что вляпалась.

А потом вздрагиваю от громкого скрежета и кручу головой по сторонам.

Ложная тревога: это всего лишь проснувшийся робот-официант на давно не смазанных колесах.

— Есть будешь? — безмятежно спрашивает Джек.

Смотрю на него как на сумасшедшего. Есть? Здесь? В этом полупогребе и в этой антисанитарии?!

— Конечно буду!

При мысли о еде желудок тут же подает голос.