Москва соткана из случайностей по природным законам судьбы.

И потому всех московских загадок не разгадать — они есть и продолжают быть, и копятся из века в век все новые.

Чего только не случается в Москве! Всему поверит тот, кто исходил этот город из конца в конец.

Шумная улица Полянка. Каменные дома, просторные богатые магазины, толпы спешащих по делам горожан. Машины, грязный воздух, отсутствие зелени. Недалеко огромная Калужская площадь — гигантское пространство с автомобильными пробками, высотными зданиями советской постройки…

А свернуть в переулочек с Полянки — и вот те раз! Неизвестно каким чудом сохранившийся бревенчатый купеческий терем с резными завитушками. Палисаднички, бабушки на скамейках, дети на качелях, кошки греются на солнце. На деревянном столе под кустами сирени старички играют в домино, а на балконе под навесом пьют чай всем семейством… Откуда это, забытое, вылезло? Из какой московской старины взялось?

Купеческая самоварная Москва зацепилась в каком-то темном закуте времени и глядит на нас из щели прямо посреди XXI века. Заколдованное место?

Таких мест в городе много.

Москва — пестрая как одеяло, пошитое из лоскута, вся из кусочков разных времен.

На Зубовском бульваре соседствуют белокаменные палаты XIV века, доходные дома XIX века и кубизм советской эпохи — и они так же органичны вместе, как толпы современных москвичей, всех этих «понаехавших» из Рязани, Казани, Фрязина, Австрии и Франции, Армении и Узбекистана. Смуглые и светлокожие, говорящие по-русски и еще не очень — москвичи.

Кто знает, тот не удивляется: не существует на свете ни одной безошибочной карты Москвы. Во всякой, даже самой подробной и выверенной карте столицы — десятки ошибок. Не совпадают московские карты с действительностью, и никакие поправки раз от раза не исправляют положения.

Слишком велик город, слишком много в нем людей, и множество сил влияют на него, ежедневно меняя, достраивая и ломая… Слишком много жизни в этом городе.

И оттого — много загадок.

Откуда ни возьмись, словно по злому умыслу, возникают тупики. Прорезаются новые тропы, дороги, улицы. Лезут, как грибы после дождя, ларьки и киоски, стихийные рынки. Проваливаются в бездну дома, возносятся ввысь небоскребы. Станции метро пропадают под землей и выносятся на поверхность. Убегают в трубы реки. Вырубаются деревья и скверы, вырастают новые парки и цветники. Новое сменяется старым, старое приобретает новый вид, и все дышит, живет, меняется стремительно и незаметно.

Вечное колдовство жизни бурлит в этом слишком живом городе. Москва — буйная стихия, в которой ежедневно, ежечасно, ежеминутно творится судьба.

«Всякий, но в особенности крупный город есть феномен не только социокультурный, но и материально-физический и энергетический. В терминах народно-фольклорных его можно определить как Заколдованное место», — такой вывод сделал советский ученый Павел Рогожский в начале 80-х годов прошлого века. За что на долгие двадцать лет был отлучен от науки. Доброе имя его, как ученого, вспомнили и попытались восстановить только в конце так называемой перестройки. Но это уже имело значение разве что для истории, поскольку сам Павел Васильевич умер в 1995 году.

Его близкие друзья — ученые-физики рассказали, что, по словам самого Рогожского, теория неоднородности времени была придумана им не от какого-либо внезапного озарения или, напротив, долгого изучения чужих научных трудов и гипотез.

Все решил случай, можно сказать, судьба.

Одно странное происшествие, приключившееся с самим Павлом Васильевичем в 1957 году, когда он был еще молодым физиком — аспирантом МГУ, так повлияло на его чувства и мировоззрение, что он увлекся интересной идеей, итогом изучения которой и сделалась созданная Рогожским научная теория «складчатого времени».

В тот год самым популярным местом гуляния молодых москвичей был Парк отдыха имени Горького. А самым притягательным аттракционом в парке считалось большое колесо обозрения, которое москвичи называли почему-то чертовым колесом. Когда-то раньше чертовым колесом назывались совсем другие аттракционы — с вертящимся стремительно кругом, на котором гражданам предлагалось устоять.

Но если опросить москвичей, больше половины назвали бы чертовым колесо обозрения. Почему и как вошло это в привычку?

Если знать историю Рогожского, можно догадаться о причинах такого названия.

В июне 1957 года аспирант-физик Павел Рогожский со своей знакомой девушкой Светланой Лапиной, 22 лет, гуляли в Парке имени Горького.

За этой миловидной девушкой Павел ухаживал не один месяц и уже лелеял мысль сделать Светлане предложение. Он просто никак не мог подобрать нужные слова.

Была суббота, выходной день.

В парке гремела музыка. Публика веселилась от души, гуляя и осаждая ларьки с мороженым и пивом. На все аттракционы и танцплощадки стояли длинные, анакондоподобные очереди.

Такая же длинная очередь стояла и на чертово колесо. Павел как раз обдумывал мысль сделать Светлане предложение в воздухе над Москвой, когда они вдвоем окажутся в кабинке на высоте птичьего полета. Но тут кое-что произошло.

Когда они со Светланой продвинулись ближе к кассе, девушка заметила почти у самого входа на аттракцион компанию знакомых.

С одной стороны, им повезло, потому что они тут же сумели продвинуться далеко вперед — знакомые любезно соврали очереди, что занимали для них места. А с другой — Светлана горячо принялась обсуждать какие-то новости с подружками и, когда подошла очередь, не задумываясь, вскочила в кабинку с тремя девушками.

Павлу ничего не оставалось, как занять место в следующей кабинке. Он оказался там с какими-то посторонними: двумя парнями и девушкой. Все уселись, защелкнули защитные рамы, и кабинка, скрипуче раскачиваясь, поползла вверх, влекомая могучим механизмом гигантского колеса.

Первые минуты Павел, досадуя на Светлану, смотрел вперед, на кабинку, в которой сидела девушка, и прислушивался к взрывам девичьего хохота оттуда. Но по мере того как поднималась кабина, продвигаясь уже над кронами самых высоких деревьев парка, вид города и реки поглотил все его внимание.

Это и впрямь увлекало: глядеть, как постепенно меняется масштаб зданий и людей внизу, как распахивается навстречу широкий горизонт с панорамой города. Интересно, как далеко можно заглянуть? Действительно ли с высоты чертова колеса можно увидать шпиль здания МГУ на Ленинских горах?

Но узнать это ему не довелось.

Когда кабина поднялась выше деревьев, неизвестно откуда наползла туманная мгла. Серые непрозрачные клочья закрыли видимость.

Разочарованные и негодующие возгласы раздались в кабине.

«Везет как покойнику», — с досадой подумал Павел Рогожский и, скучая, посмотрел на часы. Пять часов пятьдесят девять минут вечера.