Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот теперь жизнь дала ему еще один шанс. Шанс переродиться. Стать другим человеком: волевым, с железным характером, закаливаемым в бою.
Возможно, под влиянием алкоголя и травмы головы Остап ответил:
— Я в деле.
Фунт расплылся в злодейской улыбке Гринча, пожал обретенному соратнику руку и предложил:
— Еще по одной?
— Наливай!
14. Ослик Скороход и все, все, все
На коммунарской сходке было шумно и многолюдно. Люди лузгали семечки и шумно общались. Ждали председателя. Факт его появления оценили бурными и долгими аплодисментами.
Лаптев приветственно помахал всем собравшимся и стал толкать речь. Озвучил насущные проблемы. Мило поздравил девушку Веру с днем рождения. Пожурил кузнеца за пьянку. Тот вышел из толпы, сложил руки замком и гортанно произнес:
— Сергей Леонович, бес попутал. Больше не буду.
— На сей раз обойдемся без наказания, у тебя в кузнице и так работы полно, — смилостивился председатель.
Луцык ткнул Джей локтем и шепотом спросил:
— Как думаешь, сколько уже раз он так клялся?
Она пожала плечами, не пожелав вступать в диалог.
Здесь присутствовали, видимо, все члены коммуны. На доклад председателя они реагировали с разной степенью внимательности, но в принципе соблюдали тишину.
Луцык обвел взглядом толпу. Среди коммунаров были и знакомые лица. Вот горбун Игорь. Он с аппетитом жевал какую-то снедь, периодически поглядывая на пролетавших птиц. Дядя Франк деловито кивал, соглашаясь со сказанным руководителем, и не скупился на аплодисменты. Пятак, напарник Ржавого, выглядел усталым и, судя по выражению лица, хотел побыстрее отсюда слинять. Отец Иоанн потирал укушенную крысой руку и строил страдальческие мины. Болельщик ФК «Ливерпуль» Флинт задумчиво наблюдал за кружащимися в небе мухами. Майкл вертел в руках какую-то железку, насвистывая что-то себе под нос. А вот красотку Ванду Луцык не нашел, как ни старался.
Наконец Лаптев решил представить новоприбывших. И давая им краткую характеристику, отметил:
— Эти ребята играют музыку, и, надеюсь, скоро они порадуют нас своими песнями и известными шлягерами. Новоприбывшие, кто-нибудь хочет что-то сказать?
— Я, — сказала Джей и вышла вперед. — Мы очень рады, что находимся сейчас здесь, среди вас, честных тружеников Маяковки. И я хочу прочитать вам стихотворение моего любого поэта. Певца революции, в честь которого названа коммуна.
И начала прочувствованно декламировать:
— Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу историю загоним.
Левой!
Левой!
Левой!
И так далее…
Стихотворение «Левый марш», как и многое из творчества Маяковского, она знала назубок и исполняла прекрасно. Публика оценила выступление улюлюканьями и аплодисментами. Председатель даже пустил скупую слезу и от души пожал артистке руку.
— Что это на тебя нашло? — поинтересовался Луцык, когда Джей вернулась.
— Сама не знаю. Просто захотелось. Может, по сцене соскучилась, или пионерскую юность вспомнила… Не знаю, короче, — кротко произнесла Джей.
— Да уж, как сейчас помню твои выступления на школьных концертах… Особенно хорошо у тебя получился «Тоталитарный рэп» Кинчева.
— Зато директриса была в шоке. Она же была ярой коммунисткой, и когда пионерию отменили, у нас в школе все равно все ходили в красных галстуках.
— Помнишь, как она орала: «Да в наше время, да за такие стихи тебя бы из школы исключили, а родителей с работы поганой метлой погнали»!
— А мне «Алиса» не нравится, — заметил Кабан.
— Я, кстати, тоже не фанат, но «Энергия» и «Шестой лесничий» — топчик, — сказал Луцык.
— А я чуть в «Армию Алисы» не вступила, — довесила Джей.
— Да, помню, было дело, — отозвался Луцык. — Мы тебя еще дразнили…
— «Джей-алисоманка, на носу ветрянка». Вы же всегда отличались потрясающей добротой к ближнему.
— Не ветрянка, а поганка.
— А Кинчев все равно крутой!
— А последние альбомы?
— И последние на уровне.
— Да какой там уровень⁈ Это же колхозный «Рамштайн» какой-то!
— Ну знаешь, на вкус и цвет, как говорится… Ты вот прешься от «Сектора газа», а это как раз и есть настоящий колхоз. Музыка вся содрана. В стишках мат-перемат один. Вокал — дерьмо. Это я тебе как профессиональная певица говорю!
Луцык надул щеки, резко выпустил воздух и многозначительно произнес:
— Ну вообще-то «Сектор» — это культурный феномен. Хотя ты в целом права: музыка у них дерьмовая, вокал тупо дворовой, тексты не очень. Но если все суммировать, то на выходе получается бомба!
— А я думаю, Хой — прекрасный поэт, — встрял Кабан.
— Ага, прекрасный. Сиськи-письки-водка — прямо Серебряный век! — вознегодовала поклонница Кинчева.
— А ты смогла бы вставить в строчку целиком должность и фамилию Генсека ЦК КПСС Горбачева? А? А Юра смог!
— Это в какой песне? — спросил Луцык.
— «Плуги-вуги»!
— А-а-а, точно, дырявая моя башка!
— А я никогда не слышала «Сектор газа», — напомнила о себе Гюрза.
Друзья посмотрели на нее так, словно видели впервые.
— Ты не знаешь группу «Сектор газа»⁈ — выпучил глаза Кабан.
— Нет, — призналась Гюрза.
— Ты серьезно⁈
— Серьезно. Это что, какой-то ваш русский рок или типа того?
— Это больше чем рок!
— Предпочитаю слушать современных исполнителей, а не музыку каменного века.
— Сама ты из каменного века!
Джей дернула Кабана за рукав:
— Да с чего бы ей знать, она же гораздо моложе нас всех.
— Но ведь это «Сектор»! Наше все! Скрепа! Не знать «Сектор газа» — это как не знать, кто такой… — он долго подбирал подходящее слово, пока не выдал: — Киркоров!
— Ты это, следи за базаром. Тоже мне, нашел сравнение, — отреагировал писатель.
— Каюсь. Это было непростительно.
— Тише, ребята, председатель про Остапа говорит, — шикнула на болтунов Джей.
Лаптев сообщил о том, что несколько коммунаров вместе с одним новоприбывшим уехали за контейнером, но до сих пор не вернулись. И огласил стоящий на повестке дня вопрос: ехать на