поиски или подождать еще? Из толпы раздалось:

— Едем!

— Конечно, едем! О чем базар⁈

— Да никуда они не денутся, через денек сами объявятся.

— У нас что, дел других нет, кроме как этих паршивцев искать?

Когда возгласы стихли, председатель изрек:

— Попрошу проголосовать.

Большинство высказалось за.

— Вопрос решен. Едем. Теперь надо сформировать поисковую команду. Есть добровольцы?

Все новоприбывшие единогласно подняли руки. Они хотели побыстрее найти Остапа. Коммунары, несмотря на выраженное желание отправиться на поиски, не проявили инициативы.

— Им нужен помощник! Сами они только неприятностей отыщут на свою попу! — подал голос Пятак.

— Вот ты им и станешь, — распорядился Лаптев.

— А у меня выходной! Я дружинником три дня отпахал.

— Ничего страшного. Ты молодой, тебе полезно. Заодно проветришься. Назначаю тебя командиром поисковой команды.

— Но…

— Это приказ.

Пятак обреченно уронил подбородок на грудь, тихо шепча ругательства.

— И заодно купите у фирмачей патронов. Дам вам три зерна мешка на обмен. Еще вопросы есть?.. Нету? Расходимся.

— У меня есть вопросы! — раздался голос Каца.

Народ расступился, пропуская вперед диссидента. Он шел, гордо задрав голову, и нес перед собой в вытянутой руке маленькую крынку с отбитым горлышком.

— И что ты хочешь? — с подозрением поинтересовался председатель.

— Я требую, чтобы меня немедленно репатриировали в Израиль!

— Кац, миленький… Лев Моисеевич, ну сколько тебе повторять, что это невозможно!

— Я что, много прошу⁈ Только чтобы меня отправили на историческую родину. Это мое законное право. Не желаю жить на этой антисемитской планете!

— Почему же антисемитской?

— Потому что здесь нет кошерной еды!

— Кошерной⁈

— Да, мне нужна кошерная еда!

— Кац, не гони волну, ты же свинину ешь! Вчера я в столовой сам видел, как ты бутерброд с салом уплетал!

— Это поклеп! Я буду жаловаться! Найду на вас управу! Я напишу письмо Рейгану — лучшему другу израильского народа!

— Рейган давно умер, — сообщила Джей.

— Да? — искренне удивился Кац. — А кто сейчас президент Соединенных Шатов Америки?

— Байден.

Услышав это, Лаптев поперхнулся воздухом:

— Джозеф Байден⁈

— В наше время его принято называть Джо, — уточнила Джей.

— Сенатор США? — выпучил глаза председатель.

— Ну да, был раньше. А откуда ты его знаешь?

— По телевизору видел, в программе «Время», году в восемьдесят восьмом. Он с Громыко в Кремле встречался. Это ж сколько ему теперь лет?

— Восемьдесят один.

— Ого! И как он? Бодрячком или, как наш Броненосец в потемках руководит страной, не приходя в сознание.

— Какой такой Броненосец в потемках?

— Брежнев Леонид Ильич.

— А-а-а.

— Так что там Байден?

— Тормозит, заговаривается. Однажды, например, возраст жены забыл.

— Ну это нормально, у меня такое часто случается. Старость — не красный денек. Но одно дело я, председатель небольшой коммуны, а другое дело — президент страны. Кто же ему ядерный чемоданчик доверил⁈

— Ну как кто… Люди. Выборщики.

— М-да, мир сошел с ума.

— Так, хватит болтать на посторонние темы! — встрял рассерженный Кац. — Я требую израильского консула! Немедленно!

— Вот сейчас прыгну на осла и поеду за ним, — закивал председатель.

Лицо Каца перекосило от злобы, взгляд полыхнул яростью:

— Шутки шутить вздумал⁈ Тогда я приму яд! Пусть моя смерть будет на твоей совести!

— Какой, к черту, яд? Где ты его вообще достал, голова садовая?

— В лазарете! Вот! — с этими словами репатриант-мечтатель повернул крынку, и все увидели нарисованный на ней знак: череп с перекрещенными костями.

— Так, так, так. И что же это у нас такое получается? Воровство! Нехорошо, Кац! А еще интеллигентный человек! А ну-ка отдай!

— Не отдам!

— Тогда мы будем судить тебя на сходке, как вора!

— Мамашу свою засуди!

— Мало того, что ты вор, так ты еще и хам.

К угрозам Каца, похоже, никто всерьез не относился и не собирался останавливать. По-видимому, в Маяковке давно уже привыкли к выходкам горе-диссидента, воспринимая их как очередную хохму и повод посмеяться.

— Надо его остановить, — дернулась Джей.

Луцык торопливо схватил ее за руку:

— Стой на месте! Куда ты лезешь?

— Он же сейчас убьет себя!

— Угомонись.

— Но ведь человек погибнет!

— Лаптев во всем сам разберется. Не встревай.

Между тем Кац перешел к активным действиям:

— Лучше смерть, чем рабство! Требую гласности суда над Синявским и Даниэлем! Визы в Израиль вместо тюрем! Да здравствует свобода! — провозгласил он и, запрокинув голову, одним махом осушил крынку.

Смех прекратился. Коммунары замерли в ожидании.

— Я в этой крынке слабительное храню, — решил наконец разрушить интригу доктор Кеворкян.

Кац боязливо проглотил слюну:

— Чего?

— Говорю, в крынке слабительное было. Очень мощное. Доза человек на двадцать.

— А почему там нарисованы череп и кости?

— Да чтоб такие кретины как ты ненароком не выпили!

— И чего ты молчал до сих пор⁈

— Так тебе, дураку такому, полезно как раз принять, глядишь, мозги прочистятся.

— Мама… — проскулил Кац и схватился за живот.

— Дуй-ка ты быстрей в гальюн, а то в кальсоны навалишь. Оно у меня сильнодействующее!

Кац громко ойкнул и задал стрекача, придерживая кальсоны.

Вслед ему свистели, улюлюкали и хохотали.

— Выделю вам повозку со Скороходом, — с гордостью, словно говорил, как минимум, про «Бентли», сообщил Лаптев новоприбывшим.

— Скороход — это что? — спросила Джей.

— Скороход — это кто. Самый быстрый ослик в Маяковке! — гордо ответил председатель.

— А может, нам машину какую-нибудь? — задав вопрос Луцык.

— Угу, конечно. И ключ от квартиры, где деньги лежат, — ответил председатель. — С тачками в Маякове проблема. У нас всего один волчиный уазик остался. Другой уазик Фунт угнал, а на грузовике ребята за контейнером поехали. Так что довольствуйтесь осликом.

— А кто такой Фунт?

— Да был тут один… Раздолбай. Любитель покуролесить. Было время, он всю Маяковку на уши ставил. То с кем-то подерется, то напьется до непотребного состояния. Выгнали мы его из коммуны. Но он просто так не ушел, уазик с собой прихватил. Сейчас в Алькатрасе обитает.

— Ух ты, какие интересные дела! Выгнать человека из коммуны за пьянку… — возмутился писатель.

— Фунт готовил вооруженное восстание, — Лаптев