и не мог написать критический разбор к книге, которая не имела грифа «Совершенно секретно», концепции применения танков немцами. Цензура не пропустила бы.

Да, в нормальном государстве всё, написанное людьми, которые имеют допуск к гостайне, обладают сведениями о государственных секретах, к каковым и военная тайна относится, перед публикацией в обязательном порядке проходит цензуру. Потому что то, что напишет о военном деле историк Исаев, к военному делу непричастный ни с какой стороны (да и я тоже — ваш покорный слуга, хотя и служил офицером-артиллеристом), вероятному противнику совершенно не интересно.

Другое дело — маршал, генерал, военачальник. Интерес к их работам совершенно другой. Недаром же и у нас Воениздат публиковал книги таких, как Гудериан. Военным ФРГ, которая уже к тому времени входила в блок НАТО, было бы крайне интересно узнать, как советские маршалы и генералы оценивают вермахт с точки зрения организации, структуры, применения вооружения. Но этого у нас ни в каких изданиях, не носящих грифа «секретно» и близко нет. Во всех воспоминаниях наших маршалов и генералов — советский народ-победитель, мужество воинов, трудовая доблесть работников тыла, партия — организатор и описание самих войсковых операций.

Но куда какой полк маршировал — немцы и так видели, без мемуаров. Гораздо важнее мнение победителей о том, какие ошибки были допущены побежденными в строительстве вооруженных сил. Чтобы учесть это при подготовке к следующей войне. Именно это интересно вероятному противнику. Но то, что интересно вероятному противнику — военная тайна. Правильно?

Поэтому в предисловии к «Танки — вперед» Павел Алексеевич Ротмистров даже не намекнул ни словом о том, что советские бронетанковые войска применялись совсем не так, как в вермахте. Принципиально не так.

Уверен, что когда Павел Алексеевич читал книгу «быстроходного Гейнца», он думал:

«Ну и болван! Ничему его война не научила! Массой танков в сопровождении пехоты идти на прорыв обороны! На дистанции досягаемости артиллерийского огня тебя накроет тяжелая артиллерия противника, пехота понесет тяжелые потери, часть танков будет выведена из строя. Дойдешь до рубежей обороны пехоты и противотанковой артиллерии — минометно-ружейно-пулеметный огонь по твоей оставшейся пехоте и огонь противотанковой артиллерии по танкам. А если не один рубеж обороны? Сколько у тебя останется танков и пехоты? Курск ничему не научил?!»

Если бы такое к книге Гудериана написал советский маршал, это было бы фактом госизмены: битый в прошлом и вероятный в будущем противник не осознал свои ошибки, а у тебя ретивое зачесалось ему подсказать?!

Сегодня многое из опыта той войны в части строительства и применения родов войск уже мало актуально. Техника и вооружение другие. Кажется, время таких фронтовых операций, как в ВОВ, ушло навсегда. Но сегодня нет в живых тех маршалов и генералов, которые могли бы объяснить, каким оружием, точнее, какими оргштатными структурами родов войск они побеждали.

Зато у нас развелось военных историков, да еще и в структуре самого Министерства Обороны, занятых тем, что описывают операции Великой Отечественной войны так, чтобы это описание дало в итоге объяснение, откуда взялись больше 8 млн. безвозвратных потерь Красной Армии.

А чтобы эта цифра выглядела убедительной, всячески превозносится вермахт. Ай, какая была классная армия! Ай, какой порядок у них был в танковых войсках! Не то, что у советских — и противотанковых пушек мало, и пехоты на бронетранспортерах нет, и ремонтных машин, тягачей не хватало, и вообще грузовиков за танками мало ехало. Зато у немцев сколько всего!

Я приведу отрывок из статьи одного такого почитателя орднунга в вермахте. Вроде бы человек всё видит, бывший офицер, как никак, вроде бы трезво оценивает то, как гудерианы сляпали свои танковые войска насытив их всем, чем можно, так, что танки терялись в этой массе техники:

«…немцы подходили к вопросам численности своих подразделений исходя из того, что боевой солдат должен только сражаться, а всем остальным его обеспечат тыловики.

С одной стороны, это разумно, поскольку позволяет максимально продуктивно использовать каждого боевого солдата и каждую единицу оружия.

С другой стороны, при общей большой численности частей и подразделений в самом бою может использоваться не больше, чем две трети или три четверти людей. Это приводит к тому, что даже рота фактически вынуждена строить себя в два эшелона — боевой и тыловой. Тыловая зона уже батальона, не говоря о полку и дивизии, оказывается перегружена личным составом и машинами.

Если в позиционной обороне такое положение вполне приемлемо, то при наступлении дороги, ведущие к фронту оказываются забитыми обозами, что мешает выдвижению боевых резервов. Положение становится совсем критичным, если приходится поспешно отходить. Тылы всегда менее подвижны, нежели боевые подразделения, и последние в отходящем движении натыкаются на собственные обозы и не могут оторваться от противника. Им приходится останавливаться и принимать бой в невыгодном положении, пока тылы не отойдут и не освободят дороги. Заблаговременный отвод обозов подальше в тыл тоже малоприемлем, т. к. удлиняется плечо подвоза и боевые подразделения не получают грузы снабжения (боеприпасы, продовольствие, горючее) вовремя и достаточно быстро.

Вот что пишет в своих мемуарах немецкий генерал Ф. Мелентин начальник штаба 48-го танкового корпуса о поспешном отступлении весной 1944 года в районе Житомира:

„В узлах дорог скоплялись тылы всех соединений первого эшелона…,

…и в это время машин там было столько, что создавались огромные пробки, которые невозможно было ликвидировать… пробки на дорогах препятствовали важным передвижениям танковых частей, которые буквально тонули в этом водовороте людей и машин…

…все тыловые части скоплялись в населенных пунктах, являвшихся узлами коммуникаций.“»

Всё же верно, любому более-менее военному видно и понятно, уже танковому батальону вермахта и наступать тяжело, а отступать — совсем непросто. А танковой дивизии — кошмар и ужас. Видно, что то, для чего собственно танки и предназначены — стремительного броска по тылам прорванного фронта, структура танковых войск вермахта для применения танков исключала. Но как же не хочется автору этой статьи признавать тупость немецкого генералитета, поэтому вывод он делает такой:

«В общем, это сложный вопрос что лучше, то ли советская система штатов, предусматривающая минимум тыловых служб, то ли немецкая с максимально развитыми вспомогательными силами. На сей счет ожесточенный спор в высших штабах шел всегда и идет сегодня. Золотой середины не находят. Все время приходится идти на компромиссы. А компромиссы это всегда половинчатое решение, не удовлетворяющее никого.»

Какой такой насчет этого шел спор в высших штабах — черт его знает. Павел Алексеевич Ротмистров точно этого не знал. Ему не нужна