молодыми и красивыми кузинами, когда незнакомый юноша решил преподнести нам цветы. Увидев, что мы их не принимаем, парень начал обрывать с них лепестки и есть их». Она вспоминает, как потряс ее «Хлебом единым», ведь она и не подозревала, что в ее собственном городе существует такая безнадежная, такая беспощадная бедность. Вспоминает и то, как часто они стали говорить о литературе и политике, когда он заходил в магазин. Тахар Бенджеллун перевел книгу на французский, так что перевод на оба главных в издательском мире языка осуществили выдающиеся переводчики. Но в оригинале «Хлебом единым» сразу стал бестселлером и был запрещен: «Две тысячи экземпляров были распроданы за несколько недель, и я получила из Министерства внутренних дел уведомление о запрете продажи этой книги на всех языках. Тем не менее отрывки из его книги были опубликованы в ливанской и иракской прессе». Когда в «Открытом городе» (2011) Теджу Коула рассказчик просит другого героя посоветовать ему книгу, «отвечающую его представлениям о настоящей литературе», тот без колебаний пишет на листе бумаги название самого известного произведения Шукри. Он противопоставляет его Бенджеллуну, более лиричному, ориентированному на западные круги, тогда как Шукри «остался в Марокко и живет со своим народом», никогда не покидая «улицу». В романе «Улица воров», изданном годом позже и на другом континенте, Матиас Энар также заставляет рассказчика подчеркивать магнетизм марокканского писателя: «Его арабский был сухим, как удары, которыми осыпал его отец, жестким, как голод. Новый язык, манера письма, которая мне показалась революционной». Коул, американский писатель нигерийского происхождения, отмечая вклад историка литературы Эдварда Саида в наше понимание восточной культуры, очень точно заметил: «Отличия никогда не принимаются». На протяжении всей своей жизни Шукри занимался именно защитой своего права на отличие, приближаясь к тем, кто видел в нем то, чем он был, – выдающегося писателя, и в то же время отдаляясь от них, как бывает в любой жизни, в любой сделке».

В книге «Париж никогда не кончается» Энрике Вила-Матас говорит о Козаринском, с которым он часто пересекался в кинотеатрах французской столицы. «Я помню, что восхищался им, потому что ему удавалось сочетать два города и два художественных призвания», – отмечает он в 65-м фрагменте своей книги. Он имеет в виду Буэнос-Айрес, родной город Козаринского, и Париж – город, его принявший. При этом во всем его творчестве присутствует линия напряжения между Танжером и Парижем, между Западом и Востоком, между Латинской Америкой и Европой. «Особенно меня восхитила, – добавляет Вила-Матас, – его книга “Городской вуду”, книга изгнанника, книга транснациональная, где он использовал гибридную структуру, которая в те дни была по-настоящему новаторской». Если Боланьо вновь встретился с Борхесом в Мадриде, то Вила-Матас, следуя по стопам Козаринского, открыл для себя рассказы Борхеса в парижском книжном Librairie Espagnole: «Наибольшее впечатление на меня произвела вычитанная в одном из его рассказов мысль о том, что будущего, возможно, не существует».

Знаменательно, что мысль эта открылась ему благодаря книжному магазину, управляющий которым Антонио Сориано, эмигрант-республиканец, как раз питал надежду на будущее без фашизма. В подсобке его книжного диаспора продолжала свое культурное сопротивление. Как часто бывает, история этого магазина переплетается с историей более раннего – Librairie Espagnole Леона Санчеса Куэсты, начавшейся в 1927 году в помещении площадью пять квадратных метров на улице Гей-Люссака. Там имелись две витрины: посвященная Хуану Рамону Хименесу и молодым поэтам вроде Салинаса и Бергамина. Управляющий Хуан Висенс де ла Льяве намеревался даже издавать книги на испанском языке в Париже (первой должен был стать «Улисс» в переводе Дамасо Алонсо). Решив вернуться в Мадрид в разгар событий 1934 года[73], он передал руководство магазином своей сотруднице Жоржет Рюкар. Однако во время войны, будучи уполномоченным республиканского правительства по вопросам пропаганды при посольстве в Париже, он использовал его как центр распространения антифранкистских идей. Именно Рюкар после Второй мировой войны, как рассказывает Ана Мартинес Рус в «“Книготорговец Сан-Леон”: культурные начинания Санчеса Куэсты», связалась с Сориано, занимавшимся книжной торговлей в Тулузе, для того чтобы он взял на себя управление фондом своего бывшего книжного. Так что эта книга могла бы назваться не «Книжные магазины», а «Метаморфозы».

Попав в мансарду Маргерит Дюрас в 1974 году, Вила-Матас присутствовал при предсмертных хрипах этого мира, если не при его вскрытии. Уже будучи зрелым, автор «Краткой истории карманной литературы» осмысляет свой опыт инициации в Париже, в Париже его личных легенд вроде Хемингуэя, Ги Дебора, Дюрас или Реймона Русселя, где все отсылает к блестящему, но безвозвратно утраченному прошлому, которое, как это ни парадоксально, не выходит из моды. Потому что каждое поколение в молодости вновь проживает свой Париж, и этот Париж демистифицируется лишь по мере старения человека.

На двери запасного выхода книжного магазина La Hune красовался силуэт Дюрас, сидящей на полу, а слева – ее знаменитая фраза: «Faire d’un mot le bel amant d’une phrase»[74]. Мне понадобились пять поездок в Париж, чтобы понять, что из сотен местных книжных, лучшие, пожалуй, – Compagnie, L’Écume des Pages и La Hune. Во время предыдущих приездов, помимо обязательных посещений Shakespeare and Company, я заходил во все книжные, которые оказывались у меня на пути, но по какой-то причине ни один из трех названных магазинов в мои маршруты не попадал. В последний раз перед отъездом я спросил совета у самого Вила-Матаса и вскоре нашел их. Я увидел постер Сэмюэла Беккета на доске пробкового дерева в Compagnie. И полки в стиле ар-деко в L’Écume des Pages. И эту невероятную лестницу и белоснежную колонну посреди La Hune, созданную в ходе реставрации 1992 года Сильвеном Дюбюиссоном. Первый магазин находится между Сорбонной, музеем Клюни и Коллеж де Франс. Второй и третий – в Сен-Жермен-де-Пре, совсем рядом с Café de Flore и Deux Magots, они открыты каждый день до полуночи в соответствии со старой богемной традицией, требующей к книге кофе и бокал вина.

Когда Макс Эрнст, женившись на Пегги Гуггенхайм и став завсегдатаем Gotham Book Mart, Анри Мишо, бросивший литературу ради живописи, или Андре Бретон после своей американской ссылки вернулись в Париж, на улице Одеон уже не было книжных, и они обрели в La Hune новое место для встреч и листания книг. Магазин был основан в 1944 году четырьмя друзьями – книготорговцами Бернаром Геербрантом и Жаклин Лемунье, его будущей супругой, писателем и режиссером Пьером Рустангом и Норой Митрани, болгарской писательницей-сюрреалисткой и социологом. В 1949 году, после переезда на бульвар Сен-Жермен,