— Для чего? — поинтересовался я.

— Для жертвы, как для чего? — удивился волк.

А ворон торопливо каркнул, спеша положить и свою копеечку:

— Богу речных волн!

Я засмеялся:

— Кому вы брешете? Я сам таких наколок могу придуматьтысячу. Девица, как Сафо, вышла набраться вдохновения.

— Голая? — спросил волк саркастически.

— Обнаженная, — поправил я. — Чтобы всейкожей чувствовать поэзию, разлитую в сферах… Чтобы в унисон с Мировой Гармонией,воссоединиться с высшей Поэзией, ощутить, прочувствовать, впитать,переконвертировать в буквы алфавита… или иероглифы, что там у них? Пусть дажеруны или черты и резы!

Волк смолчал, в глазах глумливый огонек, ворон спряталголову под крыло. Я рассердился, сказал надменно:

— Сейчас я схожу к ней, побеседуем о высокой поэзии.Возможно, подкину тему. А вы ждите здесь!

Волк сел на задницу, ворон взлетел, а когда я соскочил наземлю, сел на мое нагретое место, тут же задремал. Я покарабкался на кручу ккамню, волк крикнул насмешливо:

— Только тему подкидывай, мой лорд, не слишком высоко!

— Не поймаешь, — добавил ворон.

Женщина испуганно вскрикнула. Ее золотые волосы блестели влучах заходящего солнца, чисто вымытые и распущенные пышными локонами по спине.На лбу их придерживает узкий золотой обруч. Это, собственно, вся ее одежда, несчитая нитку ожерелья и дорогие серьги. Руки ее оказались прикованы к камнютолстыми цепями, могучие болты всажены в каменную глыбу, словно в теплое масло.

— Ни фига себе, — пробормотал я, — поэзия…Мазохистка, что ли?

Река, конечно, вовсе не ручеек, однако такие широкие небывают глубокими, а на мелководье какие крупные рыбы? А у мелких рыб и боги неморские слоны. В природе все гармонично, даже боги.

Цепь загремела в моих руках, женщина завизжала.

— Заткнись, — сказал я зло. Сейчас, когдаоказалось, что это вовсе не поэтесса, я ощутил себя обманутым, а девка в самомделе не обнаженная, а попросту голая. — Не ори, дура.

— Господин, пощади…

— Дура, — повторил я, — разве я похож начудовище?

— Похож, — ответила она сквозь рыдания.

— Дура!

— Зато красивая…

Вода захлюпала, на середине реки показался острый гребень,как у плывущей в нашу сторону касатки. Исчез, снова приподнялся, уже у самогоберега. Я задержал дыхание. Зверь поднялся из воды, вода стекает с его спиныводопадами по обе стороны. Посредине в самом деле гребень, от головы и докончика хвоста, а сам зверь походит на большого крокодила, но с сильноукороченной мордой.

Зверь увидел нас, пополз торопливо по камням. Короткие лапыскользили, срывались, он рычал, приближался все ближе и ближе. Я отступил нашаг, выбирая позицию. Зверь устремил взгляд, на диво осмысленный, на женщину,пасть распахнулась, блеснули два ряда острых мелких зубов. Глотка показаласьмне широкой, как туннель.

Руки думали за меня, я опомнился, только когда мгновеннооказался перед зверем и вонзил длинный меч ему в пасть. Зверь взревел,выгнулся, зубы бессильно стиснулись на холодном металле. Я поспешно выдернулмеч, готовый рубить и отражать удары, но зверь повалился на спину, открывнежное белое брюхо, и застыл.

— Ничего себе, — сказал я почтиразочарованно, — так быстро? Я уж изготовился драться…

— Господин! — вскрикнула женщина страстно. —Теперь я твоя добыча! Возьми меня, возьми меня поскорее… ах-ах, возьми меняотсюда!

— Ага, — ответил я. — Всего лишь отсюда? А тоя уж возликовал.

Пока осматривал цепи, раздумывая, как лучше расклепать, илиже надо начинать с болтов, женщина вскрикнула, а от воды послышался плеск. Наберег выползали два зверя, точные копии убитого, наверное — братья, а дальшевысунулись из воды и быстро приближались к берегу острые, как кили, гребничудовищ.

— Об этом ничего не говорилось! — вскрикнул я.

— Где?

— В Пророчествах, — огрызнулся я. — Где жееще? Или у вас другие авторитеты?.. У, инфиделы, гяуры нечестивые…

Я торопливо бросился вперед, там встретил атаку, рубил какможно быстрее этих озверевших дельфинов. Меч с легкостью рассекал их тела, мненужно только успевать наносить удары, попадать по головам или по спинам, но онинадвигались, я отступал, когда же кончится этот нерест, наконец спина уперласьв камень. Девушка шумно тряслась, так что камень гудел, как телеграфный столб внепогоду.

— Не бросай меня, — прохныкала жалобно.

— И рад бы, — откликнулся я, — но как?

Меч мой мелькал как молния, рубил и рубил, отступать некуда,мы окружены, я задыхался от усталости, рыбьей слизи и ошметков чешуи, когдазаметил, что река уже очистилась от острых плавников, скоро эти тупые дельфиныкончатся, а еще ищут у них разум, чего же лезут, как лемминги, уже ведьпонятно, что если я не упаду — украду сковороду, в смысле, победю…

Хрипя и задыхаясь, я дождался последнего тупаря, воткнул внего меч и повис на нем, как мокрая тряпка. В груди хрипит и клокочет, какпорог Ненасытец на Днепре, горло раскалилось от частого дыхания, легкие горят идымятся. Над головой ликующе прокаркало:

— Осанна герою!

— Не сломай меч, — донесся голос волка.

Я отлепился от меча, в спину ударила каменная глыба, япривалился, жадно хватая воздух широко распахнутым ртом астматика. Девушка сужасом смотрела на побоище. Некоторых я распластал так, что выпали даже молоки,но ни одна рыбина не вывалила икру. Впрочем, это понятно, чего это яразудивлялся, мудрец.

Спасенная шумно дрожала, жалась ко мне обнаженным бедром,пышным и горячим. Я кое-как отклеился от камня, ее бедра сейчас не заводят, ужне знаю почему, доковылял до Рогача, волк с сочувствием смотрел, как я стретьей попытки сумел взобраться в седло.

— Это было зрелище, — сказал он мне.

— Правда?

— Правда, — подтвердил он. — Вы дралиськрасиво, мой лорд!

— Главное, чтобы красиво, — согласился я. — Ато есть идиоты, что не понимают… Им правду жизни подавай! Откуда они только иберутся…

Девица смотрела на огромного рогатого коня глазами, полнымиужаса, даже волка так не боится, что странно, я протянул руку, однако спасеннаяотпрянула:

— Боюсь!

— Волка? Или ворона?

— Этого… с рогом…

— Да не трясись, — сказал я с легким нетерпением,дыхание мое восстановилось, я заметил снова, что фигура у нее еще та, не зрявыбрали для взятки тамошнему богу реки.

Ворон каркнул подозрительно: