– МВД, – пояснил Мерцалов-младший охотно. – Так что если вынадеетесь немедленно предъявить мне обвинение в убийстве брата, у вас ничего невыйдет, не трудитесь, я вам сразу говорю.

– А что, вы убили своего брата? – спросил Андрейневозмутимо. – И хотите сделать признание?

– Я не убивал Сережку, – сказал Мерцалов, и глаза у негопотемнели. – Не нужно мне ваших провокаций, понятно. Рассказать вам, где я былв ночь с первого на второе сентября?

– Расскажите, – согласился Андрей и закурил.

Что это такое? Соперничество? Ревность? Зависть?

Попытка доказать, что ничем не хуже старшего, знаменитого иудачливого?

– Я уехал с работы около пяти и приехал прямо домой, –нахально улыбаясь, отчеканил Петр Мерцалов. – У меня были две трудныеоперации..

– Простите, где вы работаете? – перебил Андрей.

– В Медицинском центре администрации президента, – ответилМерцалов охотно. – У покойного брата работать не мог, у нас с ним был слишкомразный подход у медицине.

– Разный? – переспросил Андрей.

– Разный, – подтвердил Петр и улыбнулся. – Я долженуточнить, в чем было различие?

– Уточняйте! – сказал Андрей таким тоном, что Петр посмотрелна него в некотором удивлении.

Что это ты так раздражаешься, Ларионов? Не можешь справитьсяс собой, валяй переводись на склад. Давно же собираешься!

– Сережа у нас гений, понимаете? – Петр помахал рукой,показывая, каким именно гением был Сергей. – Он был в вечном поиске. Везде емумерещились необыкновенные решения и потрясающие новые подходы. А в медицине,тем более в хирургии, нельзя так. Мы же не только крыс режем, но и людей.Модничать можно, но только в меру, а он модничал без меры. Напролом шел везде ивсюду. Ну ладно в министерстве, ну ладно на кафедре, где он профессорскуюдолжность зубами выгрызал, ну черт с ним, хотелось ему должностей, признаний иславы до небес, но наука-то тут при чем?

– При чем? – спросил Андрей.

– Ни при чем! – почти выкрикнул Мерцалов-младший. Онзапустил руку в карман, долго там шарил, ничего не нашел и буркнул: – Дайтесигарету, не жадничайте…

Андрей достал свою пачку. В ней одиноко болтались две илитри сигареты.

Нужно не забыть купить у метро еще пачку. На двух сигаретахон до ночи не протянет.

Петр Мерцалов закурил.

– Ни при чем наука, – повторил он задумчиво. – Он был оченьудачливый мужик, ему все сходило с рук, но не могло сходить до бесконечности,понимаете? В конце, концов он угробил бы кого-нибудь со связями и деньгами, ипришел бы конец всему его процветанию. Я не хотел в этом участвовать.

– Я не понял, – сказал Андрей медленной посмотрел на дым отсвоей сигареты.

Один его приятель, телевизионный журналист, как-торассказывал ему, что существует такой прием, срабатывающий в девяти случаях издесяти: если хочешь, чтобы разговор был совершенно откровенным, притворисьидиотом. Собеседник моментально проникнется к тебе презрением и начнетвыкладывать такое, чего никогда не сказал бы человеку хоть чуть-чутьсоображающему.

– Давайте помедленнее, – попросил Андрей. – Я же не врач. Яв ваших высоких материях ничего не понимаю. Вы хотите сказать, что СергейМерцалов применял… недозволенные методы лечения?

– О боже, – пробормотал Петр Мерцалов и возвел к потолкуглаза. – О чем он говорит?!

Словно не дождавшись от господа вразумительного ответа, ПетрМерцалов перевел взгляд на Андрея.

– Я не говорю, что он применял недозволенные методы лечения.Да он их и не применял, – проговорил он терпеливо. – У него просто в головекаждый день рождалась новая идея. Он придумывал невиданные схемы операций. Емунекогда и недосуг было их проверять. Он тут же кидался воплощать. Ничто его немогло затормозить – ни ученые советы, ни коллеги, ни начальники, когда они унего еще были. Он просто пер напролом, как танк. И, что самое смешное, у неговсе получалось…

– Это разве плохо? – спросил Андрей, играя в свою игру.

– Это не плохо! – с досадой ответил Петр Мерцалов. – Этоопасно! Это опасно потому, что мы работаем с людьми, а мой брат никогда небоялся ошибиться, понимаете? А в нашем деле это очень плохо, если врач небоится ошибиться. Больной помрет, да и все, и у врача разрешения не спросит.

– И многие у него… помирали? – помедлив, спросил Андрей.

– Нет, – отрезал Мерцалов. – Немногие. У него была репутацияочень надежного врача, у него был просто неприлично низкий коэффициентсмертности. И при всем при том он был не хирургом, а джигитом, как в каком-торомане сказано.

– Н-да, – протянул Андрей.

– Вот так, – язвительно подхватил Петр. – Мне в его деламешаться резона не было. Я твердо знаю свое место и считаю, что Сережка нестолько великий врач, сколько удачливый махинатор. Это все вокруг ахали иприседали, ах, Мерцалов, ах, чутье от бога, ах, руки гения!.. Нет и не было унего никаких рук гения, одно нахальство плюс везения чуть-чуть…

– Вы никогда с ним не работали?

– Почему? Работали, – ответил Петр и неприятно улыбнулся. –После института я прямо к нему распределился, он тогда еще не генеральным был,а отделением заведовал.

– Когда это было?

– Я закончил Первый медицинский институт четыре года назад.Проработали мы с ним что-то около года, потом поцапались, и я ушел. Папаня менясразу же пристроил к Льву Васильевичу Тихонову, в Медицинский центрадминистрации президента, бывшее Четвертое управление. Вот такие мы, всеблатные насквозь… – Мерцалов смял в пепельнице сигарету.

– Вернемся к первому сентября, – сказал Андрей казеннымголосом.

– Вернемся, – согласился Мерцалов-младший весело. – Неоткажите, уделите от щедрот ваших еще сигарету, свои в машине забыл, наверное…Я возмещу, клянусь!

Интересно, почему ему так необыкновенно весело? Радуетсянелепой смерти знаменитого брата? Чувствует облегчение? Или нервничает?

– После того как в пять вы ушли с работы и приехали домой,чем вы занимались? – Андрей положил перед ним почти пустую пачку. – Вывообще-то с родителями живете?

Петр Мерцалов закурил и переместился на стуле. Теперь онсидел боком к столу, вытянув длинные ноги.

– Скажите, сколько вам лет, господин майор? – спросил оннеожиданно.

– Тридцать шесть, – сказал Андрей, жалея, что кончилисьсигареты. – А что?

– Вы с родителями живете?

– Нет, – сказал Андрей. – Один.