Сколько книг. И картин. И как все приспособлено для жизни.Как хорошо, как свободно, наверное, здесь было жить. И никто не смел ничемраспоряжаться, кроме хозяина. И как в один день все изменилось.

– Ну что? – спросил из коридора быстрый мужской голос. – Кактут у вас? В институте просто конец света.

Леонид Андреевич что-то отвечал, слов Андрей не разобрал.

– А царевна Несмеяна? Рыдает? Ну конечно, рыдает, что же ейеще делать… А вы с маманей утешаете, значит? Понятно…

Дверь из холла широко, по-хозяйски распахнулась, и молодоймужчина в длинном плаще спросил с ходу:

– Вы кто?

– Майор Ларионов, – сказал Андрей. Ему становилось всеинтереснее и интереснее. – А вы, как я понимаю, Петр Мерцалов?

– Вы верно все понимаете, – сказал мужик и, стягивая плащ,прошагал мимо Андрея в комнату. – Садитесь, – пригласил он, простирая руку надиван, – потолкуем.

– Клава, что с рукой-то у тебя? – спросила заведующаяозабоченно. Она пила чай и заедала его сладкой липкой конфеткой под названием“Коровка”. На вытертом до зеркального блеска столе перед ней лежали какие-тобумаги. Даже обедая, она работала и, даже работая, умудрялась замечать все, чтопроисходило вокруг нее. Уникальная женщина.

– Ничего особенного, – улыбаясь от нежности к начальнице,сказала Клавдия. – У меня вчера вечером на лестнице вырвали сумку.

– Да что ты?! – ахнула Варвара Алексеевна, не донеся до ртаостаток “Коровки”.

– Нет-нет, – заторопилась Клавдия. – Это просто удивительно,но все обошлось. Они мне ее вернули.

– Как вернули? – не поняла заведующая.

– Да так, вернули, и все. – Клавдия улыбнулась. – Через двеминуты соседка на лестнице ее нашла, ну и позвонила мне в дверь. Я как разрыдала около двери…

– Пустую вернули? – уточнила заведующая.

– В том-то и дело, что со всем содержимым! Правда, там содержимогобыло всего ничего – тридцать рублей денег, проездной и очки…

– Клава, ты рассказываешь какие-то сказки, – решительносказала заведующая. – Точно у тебя из сумки ничего не пропало?

– Точно, – подтвердила Клавдия. – Я сама поначалу не поняланичего. Все цело. Даже кошелек.

– Господи боже мой, – пробормотала заведующая, – ну и дела!А рука?

– У меня ремень был на руку намотан. Для верности. Ну… идернули за кисть…

– Болит? – с сочувствием спросила заведующая.

– Болит, – призналась Клавдия.

Всю ночь эта распроклятая рука не давала ей спать. Ныла иныла. Пришлось в конце концов прибегнуть к решительным мерам и помазать ее“Финалгоном”. Кисть сразу стала гореть, и пчелиный яд, составная часть этойдьявольской мази, к утру сжег всю кожу. Теперь рука выглядела так, как будтоКлавдия некоторое время варила ее в кипятке. Но внутренняя – мышечная, какопределила Клавдия, – боль немного утихла.

– Странная какая-то история, – задумчиво сказала заведующаяи доела конфету. – Очень странная. Первый раз о таком слышу. Может, они тебяпожалели, увидев, какие богатства ты в сумке носишь?

– Пожалели? – усомнилась Клавдия. – Воры?

– Варвара Алексеевна, в торговый зал, к телефону! – хрипловозвестил селектор голосом заместительницы Натальи Васильевны.

– Может, домой тебя отпустить? – спросила заведующая,поднимаясь. – Полдня впереди. Как ты с такой рукой до конца доработаешь?

– Доработаю, Варвара Алексеевна, – перепугалась Клавдия.Домой ей совсем не хотелось. Что она станет там делать?! Лежать, изнывая отскуки, страха и боли в руке?! – Конечно, доработаю!

– Ну, смотри сама, – сказала заведующая. – А то я отпущу…

– Спасибо вам большое! – поблагодарила Клавдия. – Спасибо!

Практикантка Настя, сидевшая спиной к ним за соседнимстолом, негромко, но выразительно фыркнула, демонстрируя свое полное презрениек подхалимажу, которым занималась Клавдия.

Стоя Клавдия допила чай и вернулась на свое рабочее место.

Соглядатай был при ней – она увидела его с утра на собачьейплощадке перед своим домом и потом у аптеки, выглянув в залитое дождем окошко.Диму, которого обещал прислать Андрей, она не заметила. Может, не приехал еще,а может, прячется лучше, чем эти двое…

Со вчерашнего дня, после этого нелепого похищения сумки,Клавдия стала чувствовать приближение какой-то беды. Этому своему чувству, каки зрительной памяти, она доверяла беспрекословно. Как будто в позвоночнике унее, кроме обычного набора костей и нервных узлов, присутствовал еще какой-тоспециальный индикатор, настроенный на улавливание приближающейся опасности.

Не зря у нее утащили сумку. Им было нужно что-тоопределенное, чего в этой сумке не было, а остальное их не интересовало. Аможет быть, пришло время переходить к более решительным действиям, и ониперешли.

Да, но зачем?! И кто они?! И при чем здесь она, КлавдияКовалева?!

Финка была пристегнута к щиколотке специальными кожаныминожнами. С детдомовских времен ремешки ножен стали ей тесны, хотя она изастегнула их на самую последнюю дырку, и противно натирали кожу под джинсами.Придется пока походить в штанах. Вряд ли заведующая Варвара Алексеевна спониманием отнесется к набранной из цветных колец ручке ножа, торчащей из-подюбки Клавдии Ковалевой.

Клавдия усмехнулась.

Не стоило даже ломать голову, кому она могла понадобиться изачем, потому что она никому и ни за чем не могла понадобиться.

Надвигалось что-то ужасное, клубящееся испепеляющими чужимиэмоциями, ненавистью, страстью. Оно было уже рядом, приближалось и приблизилосьнастолько, что Клавдия чувствовала, как чужое дыхание шевелит волосы у нее назатылке. Словно перед бурей, когда все живое стремится забиться в укрытие,Клавдия осталась в полном одиночестве на самом открытом месте, уверенная, чтобежать уже поздно. Или бесполезно. Оставалось только одно – наблюдатьприближение этого чудовищно опасного, не рассуждающего, яростного и, время отвремени закрывая от страха глаза, просить кого-то, чтобы он оставил ее в живых…

Под правой рукой зазвонил телефон, и Клавдия моментальновзяла трубку, пользуясь тем, что ни один из покупателей еще не решил, чтоименно нужно купить для спасения своего драгоценного здоровья, и все они покачто с умеренным интересом рассматривали витрины.

– Аптека, – сказала Клавдия в трубку.

– Ковалеву, пожалуйста, – отчетливо произнес в трубке низкиймужской голос. Совсем незнакомый.