Она не хочет его видеть – и прекрасно. Так ему даже проще.Не придется потом привыкать жить без нее.

Он заскрежетал зубами от злости.

Она его выгнала – подумаешь! Он же прав. Он совершенноуверен, что прав!

Или не уверен?

Или все-таки уверен?

Он добавил газ и вылетел на левую полосу.

Пусть посидит там одна и малость остынет. Странно, но тообстоятельство, что она выгнала его из его собственной квартиры, нисколько егоне удивляло. Это была их общая квартира. Она стала общей очень быстро. Оченьбыстро его квартира приспособилась к Клавдии.

В гардеробе лежали ее вещи, и каждое утро он даже жмурилсяот счастья, когда видел их рядом со своими. Он как бы забывал о них и каждоеутро вспоминал снова. Ее зубная щетка стояла в ванной вместе с его щеткой всмешной подставке в виде ежика, которую она тоже привезла с собой. Ее лохматыетапки, которые они вместе купили на рынке у “Сокола”, в виде заячьих морд,торчали из-под его любимого кресла. На столах появились какие-то салфеточки, ав спальне любовные романы, которые она обожала. И пахло везде хорошо.

И так славно было завтракать вдвоем, собираясь на работу,путаясь чашками и откусывая от одного бутерброда. Они спешили и иногда по утрамсердились друг на друга, особенно когда ему приходилось подолгу ждать ее вмашине, а она все никак не выходила.

Она старалась не засыпать без него, и если случайнозасыпала, то всегда просыпалась, когда он приходил, и таскалась за ним поквартире – на кухню и в ванную, – и терла ему спину, когда он грелся в своемлюбимом кипятке, и даже однажды зачем-то притащила ему в ванну чашку чая.

– Мне показалось, что тебе хочется чаю, – сказала она тогдаи улыбнулась робкой улыбкой.

Сердце болело так сильно, что он даже вспотел немного.

Он не сможет без нее жить. Не сможет, как бы ни хорохорился.Куда, блин, он собрался ее отпускать, когда он каждую минуту только и думает,где она и что с ней и как бы ему поскорее ее увидеть?!

Как Сергей Мерцалов…

Андрей вытер лоб.

Он трусит, конечно. Это она правильно сказала. – Всюоставшуюся жизнь он будет отвечать за нее, бояться за нее, ревновать ее,контролировать ее, руководить ею и подчиняться ей. Он будет трястись над ней,ругаться с ней, заниматься с ней любовью, расходиться во взглядах на воспитаниедетей и на то, где и как они проведут отпуск. Она разделит с ним тяготы егоработы, его ранения, его тяжелый характер и мало ли еще что.

Она разделит с ним жизнь.

Визжа тормозами, как юнец, впервые севший за руль папиногоавтомобиля, он остановился у автомата.

Только бы на карточке еще были какие-то деньги.

Карточка никак не вынималась, влажные пальцы скользили.Сердито сопя, он вытащил наконец карточку и вставил ее в автомат.

Трубку сняли сразу же.

– Я женюсь на тебе, черт тебя побери!! – с ходу заорал он, икакая-то парочка на автобусной остановке шарахнулась от него в испуге. Андрейотвернулся от них. – Но если ты мечтаешь, что я завтра же брошу работу, что ябуду вести светскую жизнь и таскаться каждый день на премьеры и в рестораны…

– Я мечтаю только о тебе, – сказала Клавдия и всхлипнула. –Только о тебе, ты, придурок!

Он улыбнулся и прижался лбом к холодному и влажному стеклубудки.

– Я тоже о тебе мечтаю, – сказал он. – Я люблю тебя, и яженюсь на тебе. Только потом пеняй на себя.

Она что-то заверещала, очень радостное и громкое, но он нестал слушать.

– Я через пятнадцать минут приеду, – сказал он и повесилтрубку.

Вылез из будки и глубоко вздохнул.

– Все в порядке, ребята! – крикнул он той самой парочке, чтошарахнулась от него и забилась в автобусную остановку.

Потом он сел в машину, развернулся через две сплошные ипоехал домой.