– Вы позволили себя обмануть. ВанДаренберг расставил ловушку, в которую вы благополучно и попались. Знаете ли вы, что вчера штабы всей армии и флота перешли на новые коды. Так что теми, которые вы пытались нам всучить, можно теперь с детьми играть. Что касается девицы… здесь интересная вещь получается. Я отправил на ее поимку одну из лучших команд, в составе которой были опытный агент и сильный маг. Но их всех положили. Либо я что-то не знаю про девчонку, либо ваш подарочек оказался с сюрпризом. В любом варианте операция теперь не в вашей компетенции. В Инре принято решение передать дело мне.

Посол побледнел, сглотнул, дернул, расслабляя, узел шейного платка.

– Вам приказано не вмешиваться и сократить любую деятельность, за исключением пассивного наблюдения.

– Но…

– Никаких «но». Попробуйте сунуться к ВанКовенберх и, клянусь бездной, я вышвырну вас с поста и первым же пароходом отправлю из страны. Все ясно?

Посол кивнул, белоснежным платком промокнул вспотевший лоб. В голове было тесно от роившихся там мыслей, а грудь жгло осознание провала.

– Тогда позвольте откланяться. Хорошего дня.

Оставшись в одиночестве посол Инры плеснул себе коньяка. Выпил. Поморщился – спиртное показалось пресным, точно вода. Гнев душил, и он рванул с себя шейный платок.

Столько лет выстраивал сеть агентов, подкупал, давил, унижал, а его, точно собаку, вышвырнули вон. И все из-за кого? Глупой девчонки, которая сломала операцию жениху, – не настолько тот идиот, чтобы отпускать невесту с кодами в чужую страну, и каким-то образом смогла уничтожить команду агентов. А теперь зачем-то понадобилась куратору. Настолько сильно, что тот не поленился лично приехать в Роланию. Вот же… бездна!

И он до краев налил себе бокал.

– Ничего, еще прибегут за помощью, – пробормотал, в пару глотков выпивая коньяк.

Когда дверь открылась и на пороге появились Фэльма с Леоном, искушение сбежать стало невыносимым. Только сейчас я в полной мере осознала глубину ловушки, в которую себя загнала. О чем, спрашивается, думала моя голова, соглашаясь на скорый брак? Я знаю, о чем. О поцелуях, от которых внутри вспыхивал пожар, в коленках появлялась слабость, а в голове вместо мыслей – один дурман. Об объятиях, где чувствовала себя в безопасности, могла расслабиться и перестать бояться. О том, как это ужасно – быть одной. О том, что умру, не познав радость замужества. Да, много о чем. Вот только свекрови в этих мыслях не было.

В мою комнату входила совершенно незнакомая мне женщина: красивая, властная, в чертах лица которой легко угадывалась императорская порода. Моя вторая… мама? Сердце цепенело от шокирующей мысли, и я трусливо решила думать о чем-нибудь другом. Например, о том, что род Даренбергов через поколение или два регулярно оказывался связан брачными узами с членами правящей семьи. Не знаю, в чем причина столь явной любви, может, звезды так сошлись, может, характеры подходили или причина в том, что дети Даренбергов часто бывали при дворе, играя с будущим императором и его родственниками?

От мысли, что именно я стану причиной опалы этого знатного и уважаемого рода, на душе стало муторно.

Леон, поддерживая матушку под руку, остановился в паре шагов. Окинул цепким взглядом, словно догадываясь о хаосе, царившем у меня в душе. Ласково улыбнулся, но посчитав это недостаточным, подошел ближе, взял за руку, ободряюще сжал.

Глаза защипало от слез, однако я сдержалась. Причина сдержанности стояла чуть в стороне, наблюдая. Она же первой и высказалась:

– Прости, дорогая, мою неучтивость. Это от неожиданности.

Хотя на лице и были видны следы недомогания, голос свекрови звучал твердо, а в глазах – ни намека на слабость. Более того, похожую сосредоточенность я ловила во взгляде отца, когда он приценивался к лошадям на рыночной площади.

– Уверена, у нас будет время узнать друг друга получше.

Фэльма улыбнулась, но в глазах осталось все то же оценивающее выражение, и я ощутила себя неким приобретением семьи ВанДаренберг.

– В первую очередь нам надо привести тебя в порядок. Появиться на приеме в таком виде будет безрассудством. Но тебе не о чем волноваться. Я уже послала за мастером Ольером. Восстановить полную длину волос за пару часов невозможно, но сделаем вид, что короткие волосы нынче в моде во Фракании. С платьем тоже решим. У моей портнихи всегда есть пара-тройка заготовок.

Пожалуй, по части бурной деятельности дарьета ВанДаренберг могла переплюнуть мою матушку, и мне остро захотелось исчезнуть.

– Мама, – вмешался Леон, – мы сейчас едем на обед к ВанКовенберхам. Обещаю, вернемся быстро, а ты как раз подготовишь все необходимое. Ты ведь не против, Шанти?

Против, но я больше не ребенок, чтобы прятаться под кровать, когда мне не хочется что-либо делать.

– Да, мы обо все договорились.

А еще о том, что завтра мне предстоит допрос и дача показаний. Вечером я должна буду улыбкой и спокойствием демонстрировать высшему свету, что слухи о моем аресте – всего лишь слухи. Но главное – я не должна отлучаться от Леона ни на шаг. Вот последнее – с радостью, хоть и со смущением. Как вспомню прошлую ночь, так сразу щеки жечь румянцем начинает.

– К ВанКовенберхам? – уточнила Фэльма, и на ее лице промелькнуло странное выражение, точно речь шла о чем-то неудобном, но неизбежном. – Я могу составить вам компанию?

Представила наше вторжение и кивнула. Матушка точно не станет устраивать скандал при чужом человеке.

– Дорогая! – с лестницы нашего городского особняка, путаясь в юбках и теряя на ходу домашние туфли, неслась матушка, обгоняя спешащих впереди нее отца, сестер и слуг. Наше неожиданное появление произвело фурор не только среди родных, но и среди домочадцев.

Через пару мгновений в тесном холле небольшого особняка было не протолкнуться. Меня тискали, целовали, ругали и обнимали. Дорота чинно осталась стоять на ступенях – еще бы невеста, практически жена. Дейзи прыгала вокруг, с огромной скоростью выстреливая вопросы. Фабиана рыдала, не стесняясь никого. Матушка временами тоже подносила платок к глазам. Бледный, растерянный отец переводил взгляд с меня на Леона и обратно, не в силах вымолвить ни слова.

А я чувствовала с одной стороны себя дико счастливой – наконец я встретилась с семьей, а с другой – дико виноватой: столько хлопот им доставила. Весточки через дядю – вот и вся забота о родных.

В этом хаосе было лишь два островка спокойствия: дядя и дарьета ВанДаренберг. Хассель присоединился к нам около дома, а вот Ракель я не заметила. Полюбопытничать о дядиной напарнице мне не дали. Мужчины обменялись только им понятными взглядами, и мы поспешно, почти бегом, направились к парадному входу.

– Дорогая! – в десятый раз повторила матушка и шумно высморкалась в носовой платок. Я поймала страдальческий взгляд Фэльмы, который через мгновение снова стал нейтрально вежливым.