– Послушайте меня, пожалуйста. Я не собираюсь причинять вамнеприятности. Очень хорошо знаю, что в этой квартире идет игра на деньги.

Андрей, Костя и Дима – шулеры, а Анджела и Марина ихпомощницы. Но мне совершенно все равно, каким образом вы зарабатываете себе нахлеб с икрой. Дело в другом.

Виктория Евгеньевна склонила голову набок и стала похожа насову.

– В чем? – неожиданно спросила она.

– Диму убили, знаете такого?

– Нет.

– Хорошо. Марину задушили, Анджелу тоже, это уже три жертвыза последние дни. Но те, кто задумал преступление, на этом не остановятся,следующие на очереди парни, а уж вас на тот свет отправят просто за компанию.Ребята обманули очень серьезных людей. Я пришла всего лишь предупредить их,думаю, они не пожалеют ста долларов за такую информацию? Зарплата у менякрохотная, вот я и ищу способ заработать. Надеюсь, вы не осуждаете меня за этожелание?

Виктория Евгеньевна поморгала морщинистыми веками, а потомвдруг обронила:

– А ну-ка, посиди тут!

Едва закончив фразу, она со скоростью ящерицы шмыгнула вглубь квартиры. Я осталась сидеть на пуфике. Из комнат не доносилось ни звука,время тянулось, как резиновое. Наконец Виктория Евгеньевна появилась, слегазапыхавшись.

– Ступай к метро, – велела она, – к «Новокузнецкой», садисьна скамеечку у первого вагона в сторону Центра, подойдут к тебе.

– Кто? – улыбнулась я. – Андрей или Костя?

Виктория Евгеньевна вновь попыталась прикинуться бабулькой вмаразме.

– Ничего не знаю, старая я очень. Вот внуку позвонила, с ними говори, с Андрюшей. Чего уж он тут делает, ума не приложу! Сплю много, слабаяот возраста стала, плохая совсем, ничего не вижу, ничего не слышу.

Я молча встала и вышла на лестницу, Виктория Евгеньевнасмотрела мне вслед.

– Вы бы осторожней себя вели, – посоветовала я, – неоткрывали бы дверь без вопросов. Мало ли кто придет!

Виктория Евгеньевна хмыкнула:

– Бояться мне нечего, чего у меня отнять можно? Денег нет,золота тоже, одна пенсия копеечная. Ступай к метро.

– Так вас убить могут!

Виктория Евгеньевна потянула на себя дверь и буркнула:

– Кому я нужна, убогая старуха?

Лязгнул замок, я пошла вниз. Слава богу, Виктория Евгеньевнавосприняла мои слова всерьез и связалась с карточных дел мастерами.

На скамеечке в метро сидели две девушки, обвешанныепакетами. На их лицах застыло устало-радостное выражение, очевидно, позади былдень удачного шопинга. Увидев электричку, девицы вскочили в голубой вагон иунеслись в темноту.

Я уселась на лавочку и прислонилась к стене. От долгойходьбы ломило спину и ныли ноги. Наверное, следовало надеть не туфли, акроссовки. Конечно, это не элегантно, зато чрезвычайно удобно. Приехал новыйпоезд, из него вывалилась гомонящая толпа и потекла к выходу. Около меняшлепнулась пожилая толстуха и, вытирая лицо мятым, не слишком чистым платком,завела:

– Ну ваша Москва чисто вертеп сатанинский!

Люди орут, все бегом, скачком, никто толком ничего необъяснит. А цены? Ну ваще!

Она явно нацелилась на то, что я поддержу разговор, но мнесовершенно не хотелось с ней болтать.

– Во народ, – продолжала громко возмущаться бабища, –отвернутся, будто и не слышат! Ну не заразы ли? Да как вы тут живете, если другдруга не замечаете?

В ее голосе появились визгливые, истеричные нотки, но тут,слава богу, подкатил новый поезд, и центнер жира отправился в вагон, волоча засобой две необъятные бело-красные торбы.

На скамеечке моментально устроилась мамаша с ребенком летпяти.

– Жарко, – ныл то ли мальчик, то ли девочка.

Дитя было одето не по погоде в теплую стеганую курточку,вязаную шапочку и сапоги.

– Жарко, – стонало чадо.

– Пар костей не ломит, – устало отозвалась мамаша.

– Шапку сними!

– У тебя насморк.

– Мороженое купи!

– Нельзя, вспомни про гланды.

– У-у-у, куртку расстегни!

– Тут сквозняк.

Я с жалостью посмотрела на хныкающую крошку. Кажется, этодевочка, красная, мокрая, совершенно несчастная. Ей-богу, у некоторых родителейабсолютно нет ума. Кутают отпрысков, а потом удивляются, что вечно потные детиболеют!

Сама-то заботливая мамочка сидит в тоненькой куртке изплащовки и легоньких ботиночках, как бы ей понравилось сейчас в шубе и сапогахна меху?

– Пить дай! – зудела девочка.

Мать вытащила из сумки бутылку газированной воды и, сделавнесколько больших глотков, сунула ее назад.

– А мне? – взвизгнула малышка. – А-а-а!

– Тебе этого нельзя!

– Почему-у-у?

– Вредно.

Краем глаза я заметила, что с другой стороны скамейки селпарень в светло-голубых джинсах, и насторожилась: может, это и есть Андрей?

Но поговорить с ним пока не удастся. Девочка стала оратьблагим матом:

– Пи-и-ить!

– Дома дам соку, он полезный, от газировки у тебя аллергияначинается!

– Сейчас хочу, а-а-а…

Юноша сидел молча, не глядя по сторонам.

Я разнервничалась, как назло поезд отчего-то задерживался,на перроне столпилось несметное количество народа. Люди плотно обступилискамейку и молча ждали состава. Девочка продолжала капризничать:

– Дай воды, дай, да-а-ай! Сама пила…

– О господи, – вздохнула стоявшая около меня дама смаленькой сумочкой, – и так голова болит, нельзя ли попросить вашего ребенказамолчать?

– Она маленькая, – бросилась в атаку мамаша.

– Но вы в общественном месте!

– У тебя, наверное, детей нет!

– Мои сыновья никогда так себя не вели.

– Заткнись!

– А-а-а, пи-и-ить!

Мамаша отвесила ребенку оплеуху.