— Нет-нет, — пыталась сквозь слезы возразить Татьяна. — Я предложила ей пожить у меня столько, сколько понадобится до возвращения памяти.

— Да ее лечить надо было! Немедленно. — Лютаев был взбешён тупостью и трусливостью Татьяны. — А почему все-таки Вы назвали ее Соней? Она сама вспомнила это имя?

— Нет. Она часто и по многу спала первый день. А так как своего имени не помнила, то я и стала называть ее Соней.

— Вы ее удерживали у себя?

— Да… — после секундного замешательства призналась Татьяна. — Во-первых, переживала за нее. А во-вторых…

— Боялись за себя, — сердито добавил вместо нее Лютаев. — Так что же это получается, — продолжил он, — Вы продаете машину, чтобы скрыть следы преступления. А потом рыдаете у нас в агентстве, чтобы мы помогли Вам вытрясти за автомобиль деньги. Послушайте, да Вы аферистка!

— Простите меня, — продолжала реветь Татьяна. — Посмотрите на Соню. Она ведь жива-здорова. Получается, я не так уж виновата?

— А Вам бы самой хотелось из-за чьего-то ротозейства оказаться на Машином месте? Кстати, почему же она все-таки оказалась на улице одна, голодная и беззащитная?

— Маша, — обратился к девушке Лютаев, — Татьяна тебе угрожала, заставляла молчать?

— Нет, просто я хотела узнать, кто я и пыталась найти свой дом…

Трофимова не дала Маше договорить:

— Дней через пять, вернувшись с работы, я обнаружила, что Соня пропала. Я искала ее, ходила по улицам. Но напрасно. Она как в воду канула.

— В больницу она попала. Притом, заметьте, по Вашей милости, — Лютаев не стал пересказывать известные ему подробности.

— Маша, можно я буду называть Вас по-прежнему Машей? Вы ничего не вспомнили сейчас?

— Нет, только Татьяну. И то, что она называла меня Соней. Еще не разрешала никуда выходить. Теперь поняла, почему. Только Вы не сообщайте о ней в полицию. Мне ее жалко. Все равно ведь это ничего не изменит.

— Ну, это мы еще посмотрим. Я подумаю. Не хочу быть соучастником ее преступления. — Антон гневно посмотрел на Трофимову.

— Не выдавайте меня… — рыдала Татьяна. — Хотите, я заплачу Вам, сколько скажете…

— Еще чего! И с каких это, интересно, денег! Ха-ха-ха! С тех, что мои люди вытрясут из Вашего должника? Молчите хоть. А то я расскажу следователю еще и о попытке дать мне взятку.

Жалости к Татьяне у Лютаева не было. Подлая, трусливая, истеричная, она вызывала отвращение.

— Кстати, где это произошло? — вдруг осенило его. — Это может быть полезно для Маши. Мы бы съездили на это место.

— Я не помню. От страха я и себя плохо помнила в тот страшный момент.

— Ничего, переживете. А то, что покупатель машины не рассчитался с Вами, будет для Вас минимальным наказанием за содеянное. Но я еще не решил, заявлять ли в полицию.

— Я Вас умоляю. Все что хотите, только не в полицию.

— Ладно, Машенька, поехали отсюда. Жаль, что ты ничего не вспомнила.

Не попрощавшись с Трофимовой, он увел Машу к машине, удивляясь, что впервые назвал ее ласкательным именем…

— Кирилл! Ты представляешь, кому мы собирались помогать?! Эта тварь, обливающаяся слезами в твоем кабинете… она…

— Да что с тобой, шеф? Успокойся и объясни все толком.

— Она на той самой машине сбила Машу!

— Ничего не понимаю. А по порядку можно?

— Трофимова продала машину, потому что совершила наезд! Она пыталась скрыть следы преступления. Теперь понимаешь? — Антон пересказал подробности разговора с Татьяной.

— Хорошо, а мы каким боком к этому?

— Я теперь не знаю, что делать. Надо ведь в полицию заявлять.

— Ну да. За чем же дело стало?

— Маша просила не делать этого. Эта добрая душа считает, что сама виновата. Но ведь она ничего не помнит. А Трофимова готова в ногах валяться, лишь бы я не заявил на нее. К тому же, не знаю, можно ли будет что-то доказать?

— Сложновато. Маша не помнит, Трофимова, скорее всего, не хочет сказать всю правду. Машины нет, должник на ее звонки отвечать перестал. Правда, достать его можно. Трофимова рассказывала, что переоформила машину на него. Но это такая волокита!

— Мало тебе своих заморочек? — продолжал Каверин. — Собрал вокруг себя целый цветник из очаровательных баб. Погряз в решении их проблем. И что ты за человек-то такой?! Нет бы завести нормальную женщину, родить с ней ребенка — семья! А у тебя не поймешь что. Тысячу раз говорил тебе: всем помочь невозможно.

Антон молчал. Возразить было нечего. Спорить бесполезно. Он по-другому не мог и не хотел поступать. «В чем-то Каверин прав, — думал Лютаев, — но не бросать же Машу. Да и Раиса без меня пропадет, при ее-то неуравновешенности… А тут еще Трофимова…»

— Ты будто мед источаешь, что все женщины к тебе липнут. Жалко только, что, пользуясь твоей добротой, ничего не дают тебе взамен, кроме проблем, — не унимался Кирилл. — Теперь вот еще Алису взялся перевоспитывать. На кой тебе все это?

— Каверин, помолчи. Я ведь с тобой поделился в надежде, что поможешь. А ты зудишь, как надоедливый комар!

— Да я уже устал помогать тебе. Добро бы дело касалось только тебя лично.

— Все, хватит. Лучше скажи, что там с отсрочкой у Трофимовой?

— Ты неисправим, Лютаев.

— Надо найти должника Татьяны, осмотреть машину. А там видно будет. Да, ты не забыл, сегодня надо в ЗАГС. Не хочу больше тянуть.

— А что Раиса, не противится?

— Нет. Только ужаснулась, что придется написать отказ от опекунства. Говорит, клеймо это на всю жизнь. Но я обещал, что никто и никогда не узнает об этом факте. Короче, на все согласилась.

— И чем же ты ее умилостивил?

— Я еще раньше обещал помочь ей открыть свое дело. Теперь слово дал.

— Ну вот, опять. Лютаев, завязывай ты с бабами! Они же тебя без штанов оставят.

— Да ладно тебе. Так я звоню Рае?

— Звони уж. Хоть от брачных уз избавишься. Все полегче будет.

Раиса оказалась большой умницей. В ЗАГСе она вела себя сговорчиво. В основном только кивала головой в подтверждение слов «мужа». Имущественных претензий у нее не было. Общих детей не нажили. А при предъявлении документа об отказе от опеки только стыдливо опустила глаза и не произнесла ни одного слова в свое оправдание.

Ей пришлось выслушать в свой адрес нравоучительную лекцию. Но, помятуя об обещанном Антоном вознаграждении, Раечка терпеливо все вынесла. Она и без обещаний рада была закончить эту историю.

Каверин был в восторге от ее поведения. Удивляясь умению Антона уладить все миром, он после ЗАГСа заявил: