Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инин слушал их разговор с полуопущенными веками и было непонятно, интересно ли ему это или он давно все знает. Скорее второе, подумал Виктор, чувствуя исходящую от доктора угрозу — хотя с виду старикашка выглядел совершенно миролюбивым и даже беззащитным пенсионером.
Шершень сидел не двигаясь, молча и сосредоточенно вслушиваясь в каждое слово. Он будто бы сверял свои внутренние ощущения и знания с тем, что говорил Виктор.
— Значит, нужно найти и ее, — сказал Шаров. — Я имею ввиду вашу классную. Она может помочь. По крайней мере, она чуть ли не единственный человек, до кого не дотянулся в этой истории наш эскулап. А значит, может рассказать, что на самом деле случилось.
— А командир части? Как его? — Шаров взглянул на Шершня, потом на Виктора. — Он мог бы тоже многое рассказать. Я, честно говоря, вообще не помню, что с ним случилось потом.
Инин приоткрыл глаза. Кожа на его черепе натянулась как барабан и Виктору, взгляд которого упал на профессора, показалось, что она сейчас лопнет и под ней проступит что-то настолько мерзкое и отвратительное, что он тут же поспешил отвернуться.
— Его судили, дали пять лет показательно, — сказал он скрипучим неприятным голосом. — Потом его след затерялся в перестроечной кутерьме. Кажется, на торгах, когда я покупал имущество части, я видел человека, на него похожего — это был бомж, он стоял в отдалении под деревом, и смотрел на меня, когда я выходил из здания управления имуществом. Торги были гласными, он мог узнать, что воинская часть, которой он командовал, ушла с молотка.
— Да уж… — произнес Шаров. — Вот уж кому не позавидуешь, так это ему. Из-за какой-то чертовой «Зарницы» потерять и часть, и звание и пенсию…
Виктор представил себе эту картину и вздрогнул. Он видел командира части мельком, по приезду, когда они спустились из автобусов и пошли на территорию части — на крыльце дома, в котором они сейчас сидели, курил высокий мужчина с мужественным лицом настоящего кадрового офицера — так, по крайней мере показалось Виктору. Мужчина был озабочен, курил очень много, чем притягивал к себе внимание.
— Но… вряд ли он тут нужен. Да и не думаю, что он до сих пор жив, — заключил Инин.
— Жжии-и-в, — вдруг сказал Шершень и Инин удивленно посмотрел на него. — И-и я з-знаю где его н-найти.
— Этот пьяница нам точно не нужен, — повторил Инин злобно.
— Я-а т-так не д-думаю.
— Ладно! — прервал их Шаров. — Все ясно, в общем. — Он кинул быстрый взгляд на страницу книги и тут же поспешил отвести его, хотя фотография, темная, страшная, притягивала точно магнит. — Витя… иди к Лене, проследи за ней. А мы устроимся здесь, если конечно, у профессора нет более комфортных номеров.
Инин ничего не ответил, лишь что-то беззвучно прошипев, тряхнул головой и замер.
— Ты не против провести ночь в мужской компании? — Шаров посмотрел на Шершня.
Тот двинул бровью, темный шрам на лбу хищно изогнулся и хотя Шершень выглядел скорее ботаном и добродушным малым, на мгновение его лицо стало жестким.
— Я т-т-только за. — Он посмотрел на профессора, но тот отвернулся к забранному черной тканью окну и замер.
— Вот и отлично.
Покачиваясь от усталости, Виктор вышел за дверь, кивнув по пути Шершню. Все это время, пока продолжался разговор, он украдкой поглядывал на друга из детства, пытаясь понять, какие перемены в нем произошли и, к своему удивлению, не обнаруживал этих перемен. Будто бы Шершень просто шагнул через годы, слегка округлился, немного почерствел — но это могла сказываться усталость. Одень его сейчас в школьную форму, нацепи пионерский галстук и… даже бриться не надо!
Что ж… у них еще будет время поговорить… По крайней мере, он на это надеялся.
В коридоре было темно. На полу под вздыбившимся линолеумом скрипнула доска. Виктор замер, постоял, прислушиваясь. Тихо. Он открыл дверь в кабинет, где спала Лена, ее ровное, едва слышное дыхание было похоже на дыхание ребенка.
Странное, незнакомое чувство ответственности охватило его — в колонии он всегда думал только о себе, теперь же… когда рядом находится маньяк, упрятавший ее отца за решетку до конца жизни, он должен быть начеку.
Виктор обыскал все шкафы с низу до верху, но искал не еду, сигареты или выпивку, а скрытые жучки, камеры, записывающие устройства или непонятные коробочки с проводами, — от доктора можно было ожидать какой угодно подлости, и Виктор ни на грамм не верил в его благие намерения. Однако вытащить из эскулапа правду пока не представлялось возможным — не пытать же его в самом деле. Да и в том, что пытки помогут, Виктор сомневался.
Боялся он одного: что, как и раньше, они, даже не подозревая, снова станут подопытными кроликами. Только какой дьявольский эксперимент на этот раз им уготован — оставалось только догадываться.
Второй раскладушки он так и не нашел. Зато в шкафу обнаружился скатанный армейский матрац, внутри которого угнездилась маленькая и тощая подушка. Он секунду помедлил — ему очень хотелось постелить рядом с раскладушкой Лены, чтобы видеть ее подрагивающие длинные ресницы и слышать спокойное дыхание.
Однако, поразмыслив, Виктор опустил матрац впритык к двери — если доктору захочется проникнуть в комнату, сделать бесшумно это не выйдет. Спал Виктор чутко, улавливая даже незаметные и едва слышные шорохи, вызванные человеческим присутствием — колония научила быть начеку даже во сне.
Он положил под подушку нож, с которым не расставался, опустился на матрац и замер, глядя на Лену.
Она спала в каком-то метре от него — настоящая, живая, невероятно привлекательная с короткой стрижкой аля Шинед О’Коннор. Может быть… — подумал он, может быть, у них еще все получится? Сколько он мечтал об этом, строил планы и вот — она рядом… а впереди опять маячит черная пропасть. Почему так всегда происходит — как только цель, желаемое, казалось бы, вот-вот будут достигнуты, обязательно что-нибудь случается и одним щелчком отбрасывает тебя