Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот он, — указала девушка на один из них. — В вашем фонде собраны не только вещи семьи Пушкиных или тех, кто был с поэтом в последние дни жизни. Здесь хранится память о декабристах. Что, естественно, близко вашей семье. И мы видим барометр Артамона Муравьева. Специально к новой выставке! Это не обычный артефакт. Этот барометр всегда предупреждает своего владельца об опасности, а еще указывает ему верный путь.
— Не только в дороге, — добавила к ее словам Мари. — Но и в решениях. Если человек колеблется, барометр укажет верное решение… или последствия уже сделанного выбора.
Это прозвучало немного зловеще. И Ева очень хотела бы сменить тему, но… Она уже видела то, ради чего все собрались в этом зале. Точнее, маг смотрела на пустую коробочку под стеклом.
— А вот здесь, — упавшим голосом сказала она. — То самое кольцо Пушкина…золотой перстень с изображением треножника… Подарок друзей из «Зеленой лампы»…
В зале повисла гнетущая тревожная тишина. Отвернувшись от витрины, Ева смотрела на Дана. Девушка выглядела подавленной.
— Кольца нет? — спросил Петр, хотя было понятно, что он уже знает ответ.
Маг-артефактор лишь покачала головой.
— Дан, — обратилась она к напарнику. — Можете взглянуть… когда?
Дознаватель, собранный, угрюмый, шагнул к ней, посмотрел на пустую витрину.
— Его нужно открыть, — бросил он почти приказным тоном.
Шереметьев тут же засуетился, утер платком мгновенно вспотевший лоб. Он пробормотал какие-то слова, дезактивируя заклятья.
Петр и Григорий тоже двинулись ближе, при этом стараясь не мешать Стражу. Мари закрыла лицо руками, плечи ее затряслись. Даниил, поднял стекло, аккуратно просунул внутрь витрины ладонь. На это раз Ева не слышала слов, только от руки стража к пустой коробочке протянулся золотистый протуберанец. Мгновение он, как язычок пламени облизывал бархат, потом исчез. Дан убрал руку.
— Мы опоздали совсем чуть-чуть, — сказал он всем. — Кольцо похищено либо сегодня ночью, либо рано утром.
— Это ужасно, — заметил Григорий. — Такая наглость… Мы же все это время были здесь, дома…
— Как такое возможно? — Петр развел руками, он был расстроен, но… более сдержан, чем брат, или Шереметьев. — Защитные заклятья могли дезактивировать только те, кто работал с выставкой. Я, Гриша, Павел Сергеевич и… Ник?
Упоминание последнего имени заставило всех вздрогнуть. Конечно, все понимали, что покойник никак не мог похитить кольцо, и все же, это звучало зловеще.
— Наша экскурсия закончена, — рассеяно заметила Ева. — И вопросов стало больше…
Ее взгляд упал на соседнюю витрину. Там хранился ее любимый экспонат. Напоследок, чтобы хоть как-то сгладить неприятное впечатление от этой новости, девушка подошла ближе, просто посмотреть на вещь, которую когда-то сама восстановила для Дома на Мойке.
— Что там? — Дан не выпускал напарницу из виду.
— Кольца Ивана Пущина, — неохотно объяснила она. — Это был мой любимый экспонат.
— Иван Пущин? — дознаватель подошел следом. Он понимал состояние Евы, хотел немного поддержать ее. К тому же, небольшое продолжение экскурсии могло помочь снять и общее напряжение. — Жилец комнаты номер тринадцать в Лицее?
Ева улыбнулась ему, опустила глаза вниз…
— Нет! — девушка в шоке отшатнулась от витрины. — Это лишено всякого смысла!
И вновь все стоящие в комнате подались вперед в тревоге.
— В чем дело? — Петр подошел с другой стороны и рассматривал кольца. — Они на месте.
— Что уже хорошо, — закончил мысль его брат.
— Это подделка! — Ева трясущимися руками указывала на еще одну небольшую коробочку, где лежало два кольца. — Господи… но как? И зачем?
— Подделка? — Дан отстранил Волконских, сам стал рассматривать экспонат.
— Это знаменитые кольца Пущина, — быстро, явно нервничая, стала рассказывать маг-артефактор. — Они были сделаны на Петровском заводе из кандалов Ивана Ивановича. Выкованы по его заказу…
— Он же был сослан, — вспоминал Страж.
— Да, — подтвердила Ева, продолжая всматриваться в лежащие под стеклом кольца. — Но после амнистии вернулся в Петербург, потом в свое имение… Не важно! Два железных кольца! В одно добавлено немного серебра. В другое — золота. На том, что крупнее есть надпись «9 мая 1836 год».
— Все так, — дознаватель тоже изучал кольца.
— Но это не те кольца! — в отчаянии вскричала девушка. — Посмотрите на металл! Господи, как можно было поступить так глупо! Железо явно более ранней поры! Где-то век семнадцатый! По стадии окисления видно! И примеси… А серебро! Это же современная проба! Как и в золоте!
— То есть, — стал уточнять Дан. — Кто-то нашел старый кусок железа. Вплавил в него современные драгоценные металлы и подделал подпись?
— Конечно, — на лице Евы читалось явное отвращение. — Глупая подделка! И так грубо…
— Золото и серебро современные, — рассуждал Страж. — Значит, подмена произошла недавно.
— Проверьте, — попросил взволнованно Петр. — Дан, ты же можешь?
И вновь заклятья были сняты, вновь язычок силы вспыхнул на руке дознавателя.
— Это случилось тогда же, когда украли кольцо Пушкина, — сообщил Дан результат проверки.
Мари, издав какой-то всхлип, рванула прочь из комнаты. Она больше не могла выносить потрясений. Все остальные тоже выглядели подавленными.
— Пойдемте отсюда, — мрачно предложил Григорий. — Надо сесть, подумать и успокоиться.
Они вернулись в жилые комнаты Волконских. Их дворецкий уже накрыл на стол, но никто из Избранных не спешил наслаждаться едой.
— В чем смысл? — спросила Ева вникуда. — Кольца Пушкина, не имеющие практически ценности. И то, два из трех… Теперь эта кража… А еще смерть Ника. Как это все может быть связано?
— Мне немного труднее, чем вам, дорогая, — сказал ей Дан. Он старался быть спокойным, как представитель власти, как друг Евы. — Я не слишком понимаю ценность даже этих колец. И их связь с перстнями поэта.
— А связи и нет, — уныло сообщил ему Шереметьев. — Ни в чем. Кольцо с треножником давало владельцу минимальный дар провидения. Крохотный. Достойный смертного. Такое кольцо могло помочь развить интуицию. Не больше.
— Как и прочие кольца Пушкина, — заметил Петр. — Это даже не малые, а мельчайшие артефакты. Ну, изумрудный перстень хоть чего-то стоил, но… Говорите, это подделка?
— Еще со времен выставки 1917го, — подтвердил Дан. — А кольца Пущина?