Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, взгляните, например, на это! — АнтонАнтонович подал Маркизу массивный альбом в кожаном переплете, на каждойстранице которого были помещены изящные гравюры с видами европейских столиц —Вены, Парижа, Амстердама, Лондона. — Не хотите ли немного хереса? —вспомнил Антон Антонович о законах гостеприимства, пока Леня перелистывалальбом.
— Коньяку, если можно! — Маркиз с явным сожалениемоторвался от гравюр. — Прекрасные работы! Чувствуется рука мастера!Твердая, уверенная линия, прекрасное чувство композиции…
— Благодарю вас… но вы так и не сказали, чего хотите отменя в обмен на пластинку, — напомнил ему хозяин. — Как я понимаю, выхотели бы заказать мне какую-то гравюру?
— Да, действительно! — Леня пригубил коньяк иизобразил на лице восторг. — Прекрасный коньяк! Напиток богов!Действительно, хотел… Дело в том, что, насколько я знаю, не так давно высделали одну работу для моего знакомого, некоего Прохора Петровича…
— Вы с ним знакомы? — Гравер заметнопомрачнел. — Не самое приятное знакомство…
— Да что вы говорите? А мне он показался такимприятным, благородным человеком! Он так любит оперу!
— Внешность бывает обманчивой! — Антон Антоновичбрезгливо поджал губы. — Что это мы все о нем? Не найти ли нам болееприятную тему для беседы? И не хотите ли еще коньяку? У меня, как вы успелизаметить, коньяк замечательный, из подвалов одного французского любителя…оперной музыки.
— Благодарю вас. Коньяк действительно отменный, но ябоюсь, что не смогу сохранить трезвую голову. Итак… отчего же вы так сердиты наПрохора Петровича?
— Во-первых, он не выполнил своего обещания. Кое-чтопообещал мне за мою работу, помимо денег, и бесследно исчез. Но это не самоенеприятное… я привык к людской неблагодарности. Но он, ко всему прочему, еще ижулик!
— Да что вы говорите! — Леня изобразил недоверие,хотя был полностью согласен с Антоном Антоновичем. — Такой приличный, интеллигентныйгосподин… а все же, почему вы считаете его жуликом?
— Видите ли, — Антон Антонович понизилголос, — он просил меня никому об этом не рассказывать, а выдавать чужиесекреты — не в моих правилах…
— Даже если вы считаете его жуликом?
— Даже в этом случае!
Маркиз хотел было использовать какие-нибудьсильнодействующие аргументы, но в этот момент из прихожей донеслись звукиДоницетти: кто-то позвонил во входную дверь.
— Одну секунду! Кажется, это мой друг! — АнтонАнтонович порозовел до корней волос и бросился на звонок, как сказали бы летдвести назад, на крыльях любви.
Маркиз вспомнил посещение филателиста Полуянова, едва незакончившееся для того трагически, и вышел в коридор вслед за хозяином на тотслучай, если тому понадобится помощь.
Однако в квартире появился не лопоухий убийца скрасноречивой кличкой Дракула и не кто-нибудь из менее колоритныхпредставителей криминального мира, а смазливый юноша в узких черных джинсах итемно-синей водолазке.
— Коленька, слава Богу, это ты! — заворковал АнтонАнтонович, обнимая гостя. — Я так ждал тебя! Где ты пропадал, противный?
— Ждал? — Юноша оттолкнул гравера и повернулся кМаркизу. — Вижу, как ты меня ждал! Только я за порог, как у тебя гости!Кто этот тип? Кто этот неотесанный дундук? Честное слово, Антон, я был лучшегомнения о твоем вкусе!
— Коля, ты все неправильно понял! — воскликнулАнтон Антонович, хватаясь за сердце. — Это вовсе не то, что ты думаешь!Этот человек… он только что пришел… когда он позвонил, я даже подумал, что этоты, поэтому открыл ему…
— Ха-ха-ха! — Коля деланно расхохотался. — Ачто еще ты сделал, подумав, что это я? Мне всегда говорили, что ты —легкомысленный, ветреный человек, что тебе нельзя доверять! Но чтобы до такойстепени! Стоило мне отлучиться на часок, как ты уже поселил в нашем доме своегоприятеля…
— На часок? — вскинулся Антон Антонович. —Тебя не было два дня! Где, кстати, ты пропадал?
— Вот так всегда! Ты перекладываешь с больной головы наздоровую… Я у тебя — домашний раб! Ты держишь меня в клетке, не выпускаешь издому! Если бы еще эта клетка была золотой, а то я должен выпрашивать у тебякаждую копейку!
— Вот, кстати, этот человек, из-за которого ты на менятак напустился, — он заказчик! Он хотел заказать мне гравюру, но ты своимскандальным поведением отпугнул его!
Действительно, во время этой «семейной сцены» Маркизпотихоньку перемещался к выходу из квартиры и сейчас уже готов был выскользнутьза дверь: ему не улыбалась перспектива стать причиной ссоры между двумяголубыми.
— Извините, Антон Антонович, я зайду к вам как-нибудь вдругой раз… — пробормотал Леня, взявшись за дверную ручку. — Сейчас,я вижу, вы очень заняты…
— Но только, я прошу вас, подтвердите Коле, что нас свами связывают исключительно деловые интересы! Деловые интересы, и большеничего! — взмолился гравер, схватив Леню за руку.
— Да, конечно, исключительно деловые… —пробормотал Маркиз, вырываясь.
— Вижу я, какие они деловые! — воскликнулКоля. — Ты его прямо на моих глазах хватаешь!
— До свидания! — И Маркиз стремительно выскользнулза дверь квартиры.
Приход ревнивого Коли сбил все его планы: в его присутствииАнтон Антонович был совершенно не способен ни о чем другом говорить или думать.
Сам смазливый юноша вызвал у Лени явные подозрения: егобегающие глазки, явно наигранный приступ ревности… наверняка этот красавчик,как сейчас говорят, разводит гравера на деньги. Но в принципе Маркиза это недолжно интересовать: каждый зарабатывает на жизнь как умеет, и сам Леня — тожедалеко не святой. Его интересовало только одно: как бы еще раз поговорить сАнтоном Антоновичем один на один и выпытать у него информацию о «РозовомМаврикии»…
В таких размышлениях Леня спустился на один этаж и услышалснизу приближающиеся голоса.
— Ну чего, как ты думаешь, успел Колян сценуподготовить? — говорил гнусавый голос с характерной для мелкой шпанырастяжкой. — Пора нам заходить?
— По-по-годи еще чуток, — отозвался, сильнозаикаясь, второй. — На-на-надо, чтоб его старик хорошенько до-дозрел…то-то-гда его легче бу-будет ра-развести…
Этот разговор чрезвычайно заинтересовал Леню. Его содержаниекак будто отвечало на его мысли. Маркиз тихонько, стараясь не шуметь, поднялсяна два этажа выше и затаился на площадке над квартирой Антона Антоновича.
Двое неизвестных, вполголоса переговариваясь, подошли кдверям гравера. Маркиз осторожно перегнулся через перила, чтобы разглядеть их.
Парни были молодые, лет двадцати пяти. Один из них —бритоголовый качок с мрачным, насупленным лицом — то и дело посматривал начасы. Второй, худой, с растрепанными рыжими волосами, явно нервничая,оглядывался по сторонам.