Вторая: за последние трое суток я многократно перекрутила в голове каждый момент нашей встречи с Эггертом. Вспомнила и проанализировала каждую его эмоцию, смаковала те, что мне нравились, а нравились они мне все без исключения. И его чувство вины, и тяжесть, и неравнодушие, и то самое теплое нечто, похожее на очень глубокую симпатию. Это продолжало целить.

Третья: деньги. Кто-то скажет, что деньги решают не все, я с этим соглашусь, но они решают многое. На них нельзя купить любовь, но красивый дом с садом – вполне, и одного этого повода уже достаточно для радости. Находясь в одной и той же ситуации, богатым чуть легче быть счастливее.

Когда-то цифра восемь на плече ужаснула бы меня, но не теперь. Восемь означало, что я на верном пути, что у меня все получается отлично, что силы набираются, а дух крепнет.

Этим вечером я собиралась не просто выбраться из хибары, но самостоятельно заглянуть к Орину – хватит ему носить мне еду. У меня хватало денег на розовое игристое, и именно его я собиралась заказать.

*****

Час вечерний, и народа в «Тритоне» хватало. Все же, заметив меня, Фил бросил пост, оставил дела на помощника и вышел из-за стойки, чтобы меня обнять.

– Не рано? – спросил негромко.

«Может, полежала бы еще? Мне не сложно носить тебе еду. Главное, восстановись…»

– Как раз. Я почти в норме. Спасибо, что помогал все это время.

Он не ответил, знал, что я на его месте делала бы то же самое. Я заняла любимое место за стойкой, привыкая к обычной жизни, отдалившейся от меня в последние дни. Все еще не верилось, что я в нее вернулась. Просто люди вокруг, просто гомон, табачный дым, стук днищ стаканов о столы. Больше не нужно воровать, не нужно искать работу: я провернула сделку всей жизни. Пусть я вышла из нее помятой, почти калекой, но вышла. Пройдет время – раны затянутся.

– Где тебя носило, Мэй? – Филин склонился надо мной сурово, упершись в полированную поверхность дерева кулаками. – Я чуть руки до локтей не сгрыз. Твоя мама звонила мне дважды, ты дай ей знать о себе…

– Дам. – Позвоню чуть позже. Не сегодня, завтра.

– Уже можешь говорить?

– Наверное. – Мне придвинули стакан с пивом, и я, забыв о том, что хотела заказать вино, отхлебнула пенную шапку. – Помнишь тот ключ, Фил?

Раздался тяжелый смешок. Конечно, он помнил.

– Так вот, я случайно его активировала, можешь представить? Это случилось тогда, когда меня преследовал Пью… Я как раз отправилась на склад за рюкзаком, он вошел туда, пришлось бежать. Вот почему все осталось открытым…

– Ты активировала нео-ключ?

– Да.

– И знаешь теперь, как он работает?

– В теории.

– За такие знания заплатят много.

Много. Деньги теперь у меня были, лежали, надежно запрятанные, в том самом «конверте» от Пью. Жители Третьего слышали о купюрах такого достоинства, но в глаза их не видели. А вот банки принимали их охотно. Мне теперь много платили бы и за талант, особенности использования которого я наконец прояснила. Хорошо, что все это перестало быть моим первым приоритетом. Оказывается, хорошо быть свободным, расслабленным, счастливым настолько, насколько в этот момент жизни позволяет душа.

– Я расскажу тебе потом детали. А если вкратце, то…я оказалась в Первом Районе. В Кирстауне – запутанная история… Попала там в тюрьму.

Фил теперь смотрел тяжело. Он знал, что однажды услышит все подробности, куда важнее ему была я, сейчас сидящая здесь, а не лежащая в гробу.

– Мэй… – сокрушался Орин, – я же говорил…

– Знаешь, очень пригодилось то, что мы свели отпечатки.

– Балда ты.

– Не спорю.

– Скажи мне: это все того стоило? – Он никогда не зарился на мой куш, он спрашивал сейчас о другом – о том, не нанесли ли мне тяжелых психологических травм. – Все это приключение?

Я какое-то время молчала, а после кивнула.

– Стоило. – Для меня – да. – Я хотела сегодня отпраздновать свое возвращение. Найдется у тебя бокал розового?

Орин сконфуженного чмокнул уголком рта.

– Что? Не найдется?

– Поставок не было. Но я знаю, у кого найдется точно. Сходишь туда, и тебе дадут бутылку. Она будет за мой счет.

– Послушай, нет…

– Да. Не обсуждается. Ты вернулась – вот что важно. Это и мой праздник тоже. – Филин склонился над стойкой, принялся коротким карандашом набрасывать записку. – Отдашь это Гринбергу.

– Из «Двух Лун»?

– Да.

Записку я взяла, но с места не двигалась. «Две Луны» – бар, где мы встретились с Пью, откуда уехали к нему домой.

– Ты съездишь? Или мне?

Фил неверно истолковал мое замешательство, подумал, что я все еще слишком слаба.

– Съезжу, все в порядке. – Однажды мне придется встретиться со всеми своими демонами. Почему не теперь? – Спасибо тебе.

Меня потрепали по голове, как в детстве.

*****

Гринберг был мужиком хватким, деловым, но иногда противным. Циничным. На записку он едва взглянул, и я поняла, что Орин позвонил ему, предупредил о моем визите. В «Двух Лунах» тоже было многолюдно; в углу играл музыкальный автомат. Чьи-то пьяные голоса вторили вокалу Лизы Трусски, выводили строчки: «А мы прорвемся, и наступят времена…» В этот момент я еще раз подумала о том, что всегда буду любить Третий Район сильнее Первого. За открытые души людей, пусть не всегда наполненные счастьем, но честные и искренние в своих эмоциях. Пусть у нас грязно, темно и прокурено, но здесь люди ценили людей, а не их нажитые состояния или статусы.

– Бутылку розового? Ого… Что празднуешь, Мэй?

Мы были с ним знакомы лишь шапочно, и в прошлый мой визит сам хозяин в баре отсутствовал. Сейчас он помогал бармену, в этот момент курсирующему с подносом по залу.

– Да так.

Я не собиралась делиться подробностями своей жизни со всеми. Гринберг, чей притон всегда ценили за наличие разнообразных алкогольных изысков, усмехнулся.

– А я думал, ты опять ищешь Слепого Пью. Если так, ты чуть-чуть опоздала, он свалил полчаса назад.

Слепого…Пью?

В моей голове колыхнулось ощущение дежавю. Не выказав на лице эмоций, я лишь хмыкнула.

– Слепой Пью давно уже…не слепой. Насколько я знаю.

– Да ну? Все такой же, как безглазый кирзовый сапог. Он сегодня заходил, чтобы пропустить пару стаканов виски, запинался об углы.

Что-то замерло во мне при этих словах.

«Снова слепой?» Значит, не показалось мне тогда, что он споткнулся? Внутри ворох из эмоций, и главная – смятение. Растерянность, непонимание – как?

– Куда он уехал?

Зачем мне знать об этом? Пью – больше не мое дело, не часть моей жизни.

– Да туда же… Насколько я знаю, он живет в той же квартире, которую вы посещали вместе.

Мне нахально подмигнули и протянули пузатую бутылку розового вина из темного стекла. Тяжелую, чуть пыльную.

– Передавай ему привет, если навестишь. И да, купи ему уже трость…

Гринберг хрипло рассмеялся мне вслед, но пошлость в его тоне даже не задела. Он переключится на других посетителей через несколько секунд и забудет обо мне, как и я о нем.

Я стояла у входа в «Луны» с бутылкой в руках и не знала, что делать. Мне все равно… Мне должно быть все равно, но растревожилось сердце. Почему Эггерт ослеп снова? Проценты в его Лейке грохнулись на тридцать пунктов? Не может быть. Да, боль, да, вина, но чтобы столько? А после пришла мысль о том, что, возможно, Пью просто не зажил тогда душой окончательно. Да, он стал зрячим, потому что процентная планка превысила некий предел, но если она превысила его ненамного? А после опустилась… Тогда тридцати процентов не нужно. Быть может, он все еще помнил о содеянном Стеллой, помнил, как коллеги подставили его, а после отдал тот приказ… Наверное, если бы за последние трое суток я не отпустила обиды, не простила все, что случилось со мной в Кирстауне, я бы никуда не поехала.

А так, не уверенная в том, что прямо сейчас делаю что-то правильно, я махнула рукой такси.

Тот же подъезд. Тот же этаж.