Мы поселились в огромном доме, гараж которого оборудовали под репетиционную студию. После чего должны были предлагать свои идеи, но до этого не дошло. Опять долбили кокс. Ходили по вечеринкам, приходили домой и продолжали банкет, а после пытались писать материал – было тяжело. Но процесс усложнялся тем, что Оззи был абсолютно безучастен. Он был на другой планете. Мы пытались его мотивировать:

– Идеи какие-то есть?

– Нет, ничего в голову не лезет.

После чего он отрубался на диване. Это угнетало, так как повторялось снова и снова, и это был путь в никуда.

Я приезжал в офис Warner Bros. Records, поскольку они хотели видеть прогресс и спрашивали, как продвигается работа.

– О, замечательно!

Но мы ни черта не сделали.

– Как звучат песни?

– О, просто отлично!

А что я, черт возьми, должен был говорить? «Мы тут полгода торчим и ни хрена не сделали?» Они и слышать такого не желали. Каждый раз, когда я к ним приезжал, готов был со стыда сгореть.

Мы проторчали там несколько месяцев, а Оззи почти не пел. Мы не могли даже с ним нормально поговорить, потому что он бухал и употреблял так, что постоянно был в неадеквате. Мы все злоупотребляли, но до него нам было бесконечно далеко. Мы все еще могли сочинять, но алкоголь и наркотики на всех воздействуют по-разному. Полагаю, Оззи перестало что-либо интересовать. Мы могли придумать около трех идей, но без участия Оззи не знали, куда двигаться дальше. Написали песню, а он заявлял: «Не хочу ее петь». Он попел немного под «Children Of The Sea», а потом все окончилось неудачей. Наконец мы дошли до предела, когда сказали себе: «Если у Оззи ничего не выходит, нужно либо распускать группу, либо найти кого-нибудь другого».

У Оззи с Шэрон тогда еще ничего не было. На самом деле сначала у меня с ней что-то наклевывалось, но больше напоминало дружбу. До отношений не дошло. Мне постоянно приходилось с ней вести дела, и она нравилась мне как человек. Я ей сказал:

– Шэрон, у нас серьезные проблемы с Оззи.

Она в ответ:

– Ой, дай ему время.

– Нам нужно как-то сдвинуться с места. Лейбл спрашивает, где новая музыка, – обяъснил я.

Наступил кризис, и пришлось поставить Оззи ультиматум: «Или ты что-то делаешь, или нам придется тебя заменить».

Так и получилось. Билл разговаривал с ним и сказал:

– Слушай, нам нужно двигаться дальше.

Это было печально. Мы провели вместе десять лет, но дошло до того, что больше не могли друг на друга положиться. Мы пережили тонну наркоты, кокаина, куаалюда, мандракса, еще было бухло, ночи до утра, женщины и все остальное. Паранойя накрывала все больше, и ты думал: они ненавидят меня. До кулаков никогда не доходило, но трудно находить взаимопонимание, общаться и решать проблемы, когда все под кайфом. Но последним мудаком во всей этой истории почему-то стал именно я. Оззи, похоже, думает, что я всех подталкивал, говорил от имени группы и мутил воду. Кто-то должен был сделать ход, сделать хоть что-то, иначе мы бы так и остались на месте, угашенные. Поэтому вот такие дела.

Я уж было подумал уйти и заняться чем-то другим. Где-то на этом этапе во время вечеринки Шэрон познакомила меня с Ронни Джеймсом Дио. Она предложила организовать сайд-проект с Дио. Я связался с ним и сказал:

– Я в ужасной ситуации. Сомневаюсь, что у этой группы есть будущее. Может, попробуем что-нибудь еще?

44

Чертовы сектанты

Оззи был не единственным близким и дорогим человеком, который меня покинул. Брак с Сьюзен развалился примерно в то же время, когда я переехал с группой в Лос-Анджелес. В какой-то степени я понимаю почему. Она оставалась одна в огромном доме, пока я гастролировал, а как только возвращался, пропадал в студии. Ей, наверное, было очень одиноко. Она видела, как другие парни ездят в отпуск со своими женами, а я оставался работать в студии. Я не понимал, что стоило больше внимания уделять отношениям. Для меня существовала только работа, работа и еще раз работа. Я был ей ослеплен. Ведь каждый должен заниматься своим делом, разве нет? Но из-за этого отношения зашли в тупик.

Сьюзен хотела развода и подготовила все бумаги. Я был в шоке. Мне было обидно, и я даже сорвался. Приехал в Лос-Анджелес и пустился во все тяжкие. У меня было столько девушек, что я назначал встречи на разное время. Одна приходила в два часа, а за ней – другая, на пару часов позже, которой я говорил: «Мы до трех репетируем, так что подходи к четырем…»

Однажды я был с девушкой и услышал звонок в домофон у ворот. Выглянул в окно, а там – другая девчонка. Я сказал:

– Быстро! Тебе пора, жена вернулась!

Девушка запаниковала.

Я продолжил:

– Залезь на крышу и спустись по стене!

Я помог ей выбраться через окно и вскарабкаться на крышу, которая просела так, что девчонка смогла легко спрыгнуть. Пока она прокрадывалась к выходу, за ней снаружи наблюдали, покачивая головой, моя прислуга и гитарный техник.

Я отдал Сьюзен дом в Килворте. Вернувшись из Лос-Анджелеса, я ненадолго поселился у предков. Тем временем Сьюзен подалась в британскую секту, куда нужно было отдавать все свои деньги и собственность, селиться с ними и питаться дарами земли. Я поговорил с ее родителями. Они были в шоке и сказали мне:

– Тебе стоит вернуться и жить дома.

Но я ответил, что не могу. Не представляю, как теперь можно туда вернуться. Я нанял оценщика мебели. Отдал на хранение то, что мне принадлежало, кое-что продал и отдал Сьюзен деньги. Она не хотела их брать, так как перебралась в эту секту и отдала им все деньги. Я так и не врубился, что это за секта, – предки Сьюзен тоже не понимали, что происходит.

Спустя уже достаточное количество времени после того, как наш брак распался, она нежданно-негаданно позвонила мне и спросила:

– Можешь приехать и забрать меня? У меня неприятности.

Она находилась в Инвернессе, Шотландия. Я с другом был в клубе в Бирмингеме и уже пропустил пару стаканчиков. У меня началась паника, и я сказал:

– У нее проблемы. Надо ехать!

Мы забрались в мой «Роллс-Ройс». Путь был долгий, поэтому 160 километров за баранкой сидел я, а следующие 160 – мой друг. Наконец мы добрались туда, помятые, уставшие, шатаясь из стороны в сторону, а она нам:

– Вы зачем приехали?

– У тебя же проблемы!

– Думаю, все уже утряслось.

Я сказал ей:

– Ты едешь с нами!

– Нет. Не поеду.

– А