Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Биллом с давних пор знали одного вокалиста, Дэйва Уокера, еще со времен, когда он пел в местной бирмингемской банде The Red Caps. Позднее он пел в Savoy Brown и Fleetwood Mac и переехал в Сан-Франциско. Мне очень понравился его голос, так что мы с ним связались. Мы, честно говоря, хватались за любую возможность и понимали, что надо писать альбом: студия оплачена, а вокалиста нет! Немного порепетировали с Дэйвом, написали с ним две или три песни. Все просочилось в прессу, и мы с ним даже приняли участие в передаче на местном телевидении в Бирмингеме, но чувствовали – что-то не так. Потом Оззи извинился, мы поговорили, и он вернулся. Мы разъяснили ситуацию Дэйву, и тот ушел. Однако Оззи вернулся только за два-три дня до того, как надо было ехать на студию в Торонто. Отменить мы ничего не могли, так как заплатили огромный аванс. Песен, кроме тех трех, что мы сочинили с Дэйвом, так и не было, но Оззи их петь не стал.
Приехали в Торонто, а там – жуткий дубак. Каждый снял себе апартаменты неподалеку от студии Sounds Interchange. Кроме того, мы арендовали кинотеатр со сценой для того, чтобы сочинять и репетировать новый материал. Работали с девяти часов утра в лютом холоде, так как помещение практически не отапливалось, а весь вечер записывались в студии. Все было не так, как обычно. Прежде мы что-то придумывали, пропускали через себя, давали песням время, чтобы созреть: «Ну как, нам нравится? Давайте тут немного изменим и здесь переделаем».
В Торонто такой роскоши у нас не было. Вот почему Never Say Die! получился таким своеобразным. Некоторые треки мне нравятся, но альбомом я остался недоволен – мы переживали тяжелые времена.
Беда не приходит одна. Студия оказалась полным дерьмом. Арендой занимался я, так что это был мой косяк. Я выбрал ее, основываясь на списке имен тех, кто там записывался. Студия была дорогой, а звук в ней не подавал никаких признаков жизни. Мы с инженером попытались добиться живого звука, содрав все ковры. Владелец студии, услышав, чем мы занимаемся, пришел и начал гавкать:
– Что происходит?
– Мы просто не можем добиться хорошего звука. Он мертвый, – ответил я.
– Вы не можете сдирать ковры!
– Ну а мы содрали. Они уже свернуты!
Это был кошмар. Нам сказали, что студией пользовались Rolling Stones, но, возможно, они лишь записали вокальные наложения. Я вообще-то купил себе стереопроигрыватель, который оставил Кит Ричардс, потому что я хотел слушать музыку в квартире. На нем сверху были следы, которые остаются, когда крошишь кокс. Мы тогда курили много дури. Однажды я курнул больше обычного и сказал: «Мне пора к себе в номер». Мои апартаменты располагались тремя этажами выше. Я пошел по лестнице, поскольку не хотел наткнуться на кого-нибудь в лифте. Поднялся, вставил ключ в замок, вошел в комнату, включил свет и подумал: странно, все выглядит по-другому. Ремонт, что ли, сделали? Обои поменяли?
Не знаю, почему я не вышел. Поперся в спальню, а там парень в постели с женой, они вскочили, и я стоял в шоке. Они орали как резаные, а я орал в ответ. У меня просто в голове это не укладывалось. И я сказал: «Простите, извините, я, должно быть, комнатой ошибся!» – и выбежал оттуда.
Я забрался на этаж выше, чем было нужно. Ключ подошел к их двери, что было поистине странно. Я попал в свои апартаменты, а на следующий день пришел управляющий, так как соседи сверху пожаловались. Я сказал: «Но ведь мой ключ не должен был подойти к их двери!»
Я рассказал, что произошло, умолчав о том, что был угашен в хлам.
Несмотря на холод, дурь и студию, нам удалось записать альбом. Я к тому же еще исполнил партию бэк-вокала на «Hard Road». В первый раз. И последний, так как остальные не смогли сидеть с серьезными лицами. Я пел, посматривая на них, а Гизер ржал как ненормальный. Мне нужно было продолжать петь, а он все не унимался. Было жутко неловко. Больше никогда не буду этого делать!
Трек «Swinging The Chain» мы первоначально делали с Дэйвом Уокером. Оззи отказывался его петь, но ему все равно пришлось, так как у нас было недостаточно материала для полноценного альбома. Билл сказал: «Ну, тогда я спою».
И спел. Музыку мы оставили, а Билл просто переписал текст.
Не то чтобы Оззи отказывался петь и «Over To You», но не мог придумать подходящую мелодию, поэтому мы пригласили саксофонистов. Это был очень странный период – Оззи ушел и вернулся. Отправиться в студию записывать этот альбом было вообще очень сомнительной затеей. Конечно же, после этого Оззи надолго в группе не задержался. На самом деле, в конечном итоге он спел еще одну песню, которую мы написали с Дэйвом Уокером. Догадывался Оззи или нет – не знаю. Гизер написал слова, и мы назвали ее «Junior’s Eyes».
Заглавный трек, «Never Say Die!», вышел синглом, первым со времен «Paranoid». Тогда мы решили, что больше никогда не выпустим синглы, так как это привлекает толпы вопящих подростков. Но прошли годы, и мы подумали: какая, к черту, разница?! Песня попала в английский хит-парад, и мы даже выступили с ней в передаче Top of the Pops. Опять же, это было странное шоу. С нами в программе был Боб Марли. У Билла тогда были переплетены волосы, и все думали, что он глумится над Бобом. А это было совершенно не так – просто у Билла такая прическа.
В общем, запись Never Say Die! заняла довольно много времени. Мы плелись как черепахи. Не то чтобы не справлялись – мы всегда справлялись, – но работать было тяжело, намного тяжелее, чем раньше. При тех обстоятельствах сочинить альбом было крайне сложно, и я чувствовал громадное давление. К тому же было дорого. Дело не только в студии, мы должны были там жить. Стали постоянно гонять в супермаркеты, расхаживали с тележками и отбирали себе продукты, а потом, проваливаясь в глубокий снег, возвращались домой. Хождение по магазинам стало еще и поводом выбраться из квартиры, хоть какая-то смена обстановки. Еще мы ходили в клуб на углу улицы, где жили, – назывался он «Газовый завод». Супермаркет и клуб возле дома… такие вот развлечения.
Never Say Die! был от начала и до конца обречен на провал. Уход Оззи, пробы Дэйва Уокера – все это совершенно выбило нас