Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В баре нашего отеля в Нью-Хейвен была стеклянная стена, через которую виден бассейн. Мы с Альбертом Чапменом пропустили по паре стаканчиков, и нам в голову пришла замечательная идея. «А чего бы не выйти и не прыгнуть в бассейн голышом?»
Что мы и сделали. Захотели себе приключения на задницу найти. Не знаю, что подумал народ в баре. Хоть скорую вызывай.
Когда мы вылезли, нужно было по-быстрому свалить, поэтому мы угнали припаркованный рядом гольф-кар. Два взрослых дебила голышом гоняют по полю около отеля! Мы добрались до номера, вытерлись, оделись и вернулись в бар как ни в чем не бывало. Большинство посетителей нас даже не узнали, так как разглядели только задницы за стеклом.
Живописная картина.
За пару лет до этого на вечеринке в Нью-Йорке мы познакомились с Фрэнком Заппой. Он отвел нас в ресторан, где рассказал, как ему нравится песня «Snowblind». Очень мило с его стороны, и мы с ним подружились. 6 декабря мы выступали в «Мэдисон-сквер-гарден», и Фрэнк нас представлял. Он тоже хотел поиграть. Мы установили его аппаратуру на сцене, но вечер не задался. Фрэнк был готов выйти, а я думал: ему нельзя, это катастрофа, все через одно место, моя гитара расстроена, шум, треск и не пойми что. Так что я ему сказал:
– Лучше не выходи, серьезно, не надо!
Мы с ним нормально ладили. На самом деле позднее, когда в группу пришел Ронни Джеймс Дио, я звонил Фрэнку, потому что Гизер ушел. Я спросил:
– Не знаешь какого-нибудь басиста?
– Да, можете взять моего, – ответил Фрэнк.
– Да нет, нам на постоянку.
Мы с Ронни поехали домой к Фрэнку. Он открыл дверь, а на плече сидел попугай. Фрэнк спросил:
– Выпить хотите? Виски с содовой или, может быть, чаю холодного?
– Нам бы пива.
– Пива нет.
У него были еще более хипстерские виды напитков. Мы спустились в его студию, и он спросил:
– Можно я вам поставлю свой новый альбом?
– Да, давай.
Кое-что из его творчества, вроде «Hot Rats», мне нравилось, но новый альбом оказался совершенно не в моем вкусе. Там было столько всего намешано и материал был настолько специфический, что я оказался не в силах его переварить. Я размышлял: не хочу показаться грубым, и что же я ему скажу, когда альбом закончится? Он ведь спросит: «Что думаешь?»
И он спросил:
– Что думаешь?
– Э-э-э… то, что там было… на третьем треке… это э-э-э…
– О, это было…
И принялся рассказывать:
– Там барабаны и…
А я всего-то приехал, чтобы басиста найти!
Я считаю, как музыкант Фрэнк очень одарен, особенно по части аранжировок, и группа у него такая, что всем даст просраться.
Когда однажды я пошел на их концерт в Бирмингеме, он сказал:
– Сегодня у меня есть для тебя сюрприз.
– Че?
И они сыграли «Iron Man». Я сидел в баре, слышал, как они играют, и думал: твою же мать! Я вышел на улицу и решил: поблагодарю его после концерта. Но он был настолько недоволен выступлением, что пулей вылетел со сцены очень разозленный. Так что я подумал: гмм, пожалуй, мне не стоит возвращаться. Все же это был приятный сюрприз.
Как раз во время тура в поддержку Technical Ecstasy меня повсюду подстерегал таинственный «Близнец Тони». Этот парень донимал меня много лет. Близнец Тони одевался, как я, отрастил усы, как у меня, и к тому же играл на гитаре. Смастерил напальчники и даже начал продавать. Постоянно появлялся в отелях, и все думали, что это я. В конце концов он выдохся, хотя не так давно я видел этого чувака на своем сайте. Он послал фотку, где играет, но выглядит уже по-другому: сбрил усы. Очень эксцентричный персонаж.
Позже меня доставал еще один парень. Уверял, что является моим сыном. Ему было около полтинника, так что я, честно говоря, не могу представить, каким образом это возможно, но его было не переубедить. Он вычислял, где я нахожусь, и звонил мне. Моя вторая жена, Мелинда, однажды ответила на звонок, и он представился:
– Это сын Тони.
Естественно, она была вне себя и решила, что у меня есть сын на стороне.
– Что значит у тебя есть сын?!
– Да нет у меня сына!
– Я с ним только что разговаривала!
Этот чувак еще и фамилию изменил на Айомми. Какая-то группа ему даже пластинку посвятила – «Как стать Тони Айомми» или что-то в этом духе.
42
Надежда умирает последней
Готовясь к записи альбома Never Say Die! мы пытались писать песни, но было тяжело. Пока мы катались по Америке, появился панк. Даже на разогреве у нас выступали The Ramones. Совершенно не хотелось бы принижать их достоинства, но, думаю, они нам не подходили. Справлялись они не очень хорошо, и в них летели всякие предметы, так что пришлось снять их с тура.
Не думаю, что мне были по душе все эти панковские прибамбасы. Агрессия в музыке – это одно, но когда дело доходит до злобы и саморезания, для меня это уже слишком. Тем не менее мне нравились некоторые панковские песни – правда, уже позже. И некоторые группы говорили, что Black Sabbath оказали на них влияние в музыкальном плане.
Только я, честно говоря, этого не замечал.
Панк пришел и слегка нас потеснил. The Stranglers были на первом месте. Помню, Гизер сказал: «Мы со своими риффами и прочими фишками уже немного устарели».
Я чуть ли не стал задаваться вопросом: о боже, и что мне теперь сочинять?! И снова парни уходили в кабак, а потом возвращались и спрашивали:
– Ну что, придумал чего-нибудь?
– Нет, что-то ничего не придумывается…
Трудно было что-то из себя выдавить – особенно после слов Гизера. Складывалось ощущение, будто мы больше не верим в то, что делаем. Я мучался и все время думал – если я сочиню рифф, они могут заявить: «О, а другого мы ничего придумать не можем?»
Ребята такого не говорили, но всем видом показывали недовольство. И все это как раз когда я почти застолбил студию в Торонто, так что давление только усиливалось.
А потом ушел Оззи. Просто больше не хотел этим заниматься. Это был очень сложный период, но мы никогда не задумывались над тем, чтобы завязать. Спрашивали себя: вернется ли