часто удивляюсь тому же, — сказал Торел, — теперь ты смотришь новыми глазами. Глазами вечности.

Она смотрела теперь на Ангела-хранителя Кларенса. «Он так величественен».

— Твой брат доставляет Жартакелю много работы, — заметил Торел, — мой товарищ хранит от атак извне. Но многие из атак на твоего брата исходят изнутри его самого. Вести битву на два фронта — для нас роскошь.

— Так ты хорошо знаешь хранителя моего брата Жартакеля?

— Да. Он великий защитник справедливости, еще больший, чем твой брат. Я не знал его, пока не был послан охранять тебя. Его назначили в хранители твоему брагу еще при его зачатии, как меня назначили к тебе, едва твоя жизнь началась. Еще когда я хранил тебя в материнской утробе, Жартакель познакомил меня со всей семьей. Мы подружились. Я скучаю по совместному труду с ним. Небеса обещают воссоединение не только искупленным, но и хранящим их. Мы с Жартакелем исходили многие холмы Миссисипи и улицы Чикаго, и вместе стояли возле твоего дома в Портленде.

Дэни посмотрела в портал и увидела четыре образа — поменьше, побольше и два громадных.

— А я-то думала мы с Кларенсом там были одни.

114

— Ты никогда не была одна. Плотник обещал быть с вами всегда. А вдобавок, Он велел нам быть рядом и охранять, не смыкая глаз.

Дэни улыбнулась ему:

— Спасибо, друг мой. Спасибо, за все, что делал для меня.

— Для меня радость служить Эль-Иону и служить тебе, ибо я был сотворен для служения.

Она обняла его. Его поразила теплота ее кожи, а ее — сила его объятия.

— Спасибо, что помогаешь мне понимать, — сказала Дэни. Она посмотрела на свою семью в гостиной, так близко от нее. — Молюсь, чтобы каждый из них пришел к пониманию.

Все еще прячась в кухне, Кларенс размышлял о натянутых отношениях с Харли. Его брат воспитан на борьбе за свободу и маршах Мартина Лютера Кинга, следуя его учению о ненасилии и нравственном преобразовании. Однако со временем, внимая Малкольму Икс, Харли счел интеграцию уступкой власти белых и предательством того, что считал сутью черных. Со временем он вошел в движение Власть Черных, возглавляемое Стокли Кармайклом, был впечатлен риторикой Рэпа Брауна. Уверовав в то, что полиция — сила для подавления черных, Харли вступил в движение «Черные пантеры» Боби Сила, Хью Ньютона и Элдриджа Кливера. Кларенс не знал всего, что числилось за его братом, но знал, что тот носит тяжелые железки и пользуется ими. Со временем Харли переместился с улицы в классную комнату. Закончил с отличием Калифорнийский Университет в Беркли и приехал преподавать в Портленд. Он так и не утратил своей воинственности. И хотя Кларенс не соглашался с ним, он не мог не уважать силу убежденности своего брата.

Когда Кларенсу было двадцать, он восхищался Харли, и следовал его образу мыслей. Он с удовольствием и некоторой горечью вспоминал их ночные споры, первые чтения ДуБиос, позднее Алана Лероя Локки и других основателей черного Ренессанса. Они обсуждали статьи Маркуса Гарви, считавшего, что черным не найти правосудия в белой Америке и инициировавшего волну эмиграции в Африку. Вместе с Харли Кларенс изучал идеи мыслителей и общественных деятелей чернокожих.

В середине семидесятых, едва поступив на службу в «Джернл», Кларенс вращался в кругах Харли среди профессоров и студентов университета Портленда. Они курили трубки, слушали ме-

115

лодии и рэп о Вавилонском зле, о развращенной цивилизации белых. Они говорили о своих путешествиях в Гану, Гамбию и Нигерию. Дискуссии о Вавилоне и бесконечные тайные теории вызывали гнев у Кларенса и обостряли его подозрительность. Но он понял, что это обескураживает его, сводит на нет его многочасовую работу, что Вавилон ему не изменить. Он понял, что разрывается на части, и ему надо либо оставить карьеру, либо свое общение с друзьями Харли. Он прекратил общение с друзьями Харли, включая и самого Харли. Он понимал, что его заклеймят, как прихвостня Вавилона, марионетку, но, с другой стороны, все они получали свои зарплаты, работая на Вавилон.

Когда Харли принял ислам и взял себе имя Исмаил, никто из родственников на это не повелся. Для них он был и остается Харли. С другой стороны, Кларенс отметил положительные перемены в Харли. Он восхищался усердием, с которым его брат заучивал слова Малкольма Икс и Илайджи Мохаммеда, и суры Корана. Харли признался, что это помогло ему избавиться от наркотиков. Он ударился в образование, изучал Коран, учил арабский язык. Он молился пять раз в день, регулярно посещал мечеть. Черные мусульмане исповедовали помощь самим себе, и это было созвучно консерватизму Кларенса.

Кларенс вернулся в комнату как раз, когда отец, качая головой, говорил Харли:

— Ну, нет, сынок, это просто ерунда, явная чепуха. Не все белые такие. Многие из них хорошие люди. Да, некоторые расисты, как белые, так и черные зашли так далеко, что их уже не изменить, поэтому оставь их в покое. Как говаривал мой папа: «Даже не пытайся научить свинью петь».

— Что-что? — спросила Женива.

Обадиа улыбнулся.

— Только потратишь время и разозлишь свинью.

Все, включая Харли и Кларенса, рассмеялись.

— Мы попали во второе рабство, папа, — сказал Харли. Никто не собирался сдаваться в этом споре, — то, что положение улучшается — всего лишь миф.

— Не говори мне о мифах, сынок, — Обадиа говорил жестко. Кларенс уже давно не слышал, чтобы он говорил с такой силой, —- я видел времена, когда было так худо, что ты и представить не можешь. А мой отец видел времена, которые я представить не в силах. Поэтому не надо говорить, что сейчас дела идут не лучше, чем раньше.

— Папа, — умоляюще сказал Харли, — Малкольм говорил, что нельзя назвать прогрессом то, что ты воткнул в человека нож на 23 см, а потом вытащил его на 15 см. Посмотри вокруг. Единственный способ избегнуть рабства — это продаться белому бизнесу. Весь вместе взятый черный бизнес Америки — меньше империи Билла Гейтса. Один белый сильнее всех черных вместе взятых. Это справедливо?

— Равенство не означает одинаковость каждого, сын, — сказал Обадиа, — черные