Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тетушка Ида мыла зелень — ритуальное омовение, призванное смыть последних упрямых червяков, прилипших к листьям. Пока Ида резала зелень, кузина Флора заваривала кукурузную кашу. Потом Ида всыпала зелень в кастрюлю с ломтиками ветчины и свиным жиром. Капельки воды зашипели, зелень начала пассироваться, запахло необычайно приятно, воспоминания перенесли Кларенса в Миссисипи. Сегодня на стол готовили все, что он любил с детства, даже лепешки для завтрака. Обадиа просунул голову рядом с Кларенсом, прикрыв глаза и трепеща ноздрями, с наслаждением втягивал аромат. Харли маялся за ними, тщетно пытаясь проникнуть в кухню.
— Слушай, брат, — сказал Харли, — ты стоишь в дверях, и лишаешь нас всего удовольствия.
Женщины глянули на них осуждающе.
— А ну, ребята, давайте-ка вон из кухни, слышали, что сказано? — тетушка Ида выпроваживала их, как бездомных котов. — Ступайте себе, обсуждайте свою политику и решайте мировые проблемы, и не мешайте нам заниматься действительно важным делом — готовить обед!
106
Прошло минут сорок легкой болтовни и взрывов смеха, и семья уселась за стол. Мамин соус, насыщенный луком, перцем и сельдереем был центром внимания. Блюда с зеленью расположились на столе — листья салата, турнепса,’горчицы. Миски макарон с сыром, со сладким картофелем, сливочными бобами и горошком, с ломтями ветчины. Хоть семья Харли и не праздновала День Благодарения, большая часть семьи отмечала праздник осеннего урожая, поэтому сейчас и приготовили индейку, чтобы, как говаривал папа: «Не оставлять же эту птичку в одиночестве». Большое блюдо мелкой рыбы — свежего улова мужа Марии с поездки на Миссисипи — вызвало удивление, а большая миска с сукоташем, и блюдо окры с кукурузой и горошком, и кое-какими неопознанными приправами привлекли внимание.
Блюда расположились вдоль одной линии, что напомнило Кларенсу один душевный ресторанчик в Джексоне с лозунгом: «Когда нет возможности отправиться к маме — приходи к нам!» Мама. Как же ее не хватает. Ничто не может ее вернуть на миг столь же реально, как запах и вкус этой еды на столе.
Тут были жареная курица и жареная окра, жареный картофель, свиные чопсы-фри и жареные зеленые помидоры, любимые Кларенсом. «Пожарить можно что угодно — не ошибешься», — говаривала мама. Кларенс не очень любил морепродукты, особенно устриц, но тетя Ида всегда обжаривала устриц во фритюре, как и мидий, и он ел их на ежегодных пиршествах. Кларенс по-прежнему не выносил запах читлинсов, но он вызвал поток воспоминаний, вместе со всеми другими ароматами. Он положил себе немного читлинсов, отдав дань ностальгии. Немного выбивающего слезу кайенского перца и острого соуса, на случай если что-то не полезет в горло. Всегда легче затолкать в себя еду, чем объяснять тетушкам, почему он чего-то не съел. Это была южная семья, и если южная женщина — будь она белая или черная — берется приготовить еду, то будешь есть, смакуя каждый кусочек, пока еда не полезет из ушей, и если тебя спросят, хочешь ли еще, то правильно ответить: «Да, мэм», и никак не иначе.
Кларенс вспоминал величавые особняки, гордость большинства белых, вызывающие печаль и гнев у черных. Перед его мысленным взором предстал дворец Джефа Дэвиса в Билокси и старый флаг Миссисипи, все еще взывающий к Конфедерации и всему, что она представляет. Он подумал о том, как тему Конфедерации обсуждали на семинаре в Библейской школе.
107
Миссисипи. Пыльные города, разодетые старики, сидящие на крылечках, смотрят на все испытующим взором и изрекают свои приговоры всему, что им не по нраву. Кукурузное виски настаивается. Омуты маленьких городков, где в школьные годы девочки озабочены поиском подходящей партии для замужества, а все остальные годы жизни размышляют о том, как могли выйти замуж за такого идиота. Он вспомнил, как однажды в городке вывесили знамя с аббревиатурой слов: Негры, Аллигаторы, Обезьяны, Еноты, Опоссумы.
Как бы ни трогала его душу простая красота Миссисипи, как бы он ни тосковал по ней, такие вещи всегда омрачали воспоминания детства. Сколько бы он ни слышал о достигнутом с тех пор прогрессе, Миссисипи всегда останется для него дремучим штатом, где черных преследовали, били и линчевали. Это был его невыносимый дом.
Кларенс взял кукурузный хлеб и покрошил его в зелень. Соленая, пропитанная плавленым жиром зелень, притянула к себе хлебные крошки, словно магнит железные опилки. Он облизал губы. Вот это еда. Он невольно взглянул напротив, чтобы поймать взгляд Дэни, и может быть, толкнуть легонько ногой под столом. И только подняв взгляд от стола, осознал, где находится.
Смех звучал громко, разговор на разные темы становился все громче — каждый старался перекричать других. Кларенс на миг прислушался. Когда он бывал на белых вечеринках, то всегда удивлялся, как тихо и сдержанно они себя ведут. Вот такое шумное и энергичное общение было всегда ему по нраву.
Кларенс посмаковал пикантный вкус жареных зеленых помидор. «О, это нечто!» — подмигнул он Жениве, которая ответила улыбкой.
— Вот это жизнь, я понимаю! — сказал Обадиа.
— Пусть это свиное мясо стоит на том конце стола, — добавил Харли, и в воздухе впервые повисло напряжение.
— Тебе обязательно надо что-то такое сказать, брат? — сказал Кларенс. — Эта семья не мусульманская. Свиное мясо также присуще черным, как присущ углю черный цвет. Поэтому, если ты гордишься тем, что черный, то ешь то же, что и мы, или молчи об этом. И, по правде говоря, вот эти румяные кусочки, которые ты только что ел, думаешь, это курица? Ага, специально для тебя купили сегодня в магазинчике, торгующем исключительно свининой!
Почти все рассмеялись,