из положения? Куда вести девушку с та-а-акой сумочкой, если все, что у меня есть, – это жалкая тысяча рублей?»

Но только не с ней!

Эта девушка не даст мне выглядеть жалким.

Нужно только сразу сказать ей правду.

– Алиса, у нас есть целая тысяча рублей… Что будем делать?

Любая другая на ее месте, будь она не совсем сука, сказала бы мне, что ерунда, деньги, мол, есть у нее – но только не она. Она не станет меня сейчас унижать, хоть я, наверное, своим образом жизни давно это заслужил.

– Отлично! Давай погуляем, пока не надоест, а потом кофе где-нибудь выпьем…

– Угу. Ты есть хочешь?

– Хочу. И если не съем сейчас кусочка два чего-либо, мне придется съесть твои уши.

– Шуточки у тебя, однако. – Я тут же представил себе, как я лежу на полу, а она взгромоздилась на меня сверху и нежно кусает мои уши.

И я почувствовал себя самым счастливым человеком на земле!

Пускай чудит, как хочет, только бы ей никто сейчас не позвонил, не заставил думать о чем-то другом, только бы она не исчезла, только бы держать как можно дольше, вот как сейчас, ее руку!

Мне и говорить с ней нет особой нужды.

Нет, не потому, что не о чем, а потому, что и так хорошо. Сказочно хорошо, еще лучше, чем было на море, ведь тогда мы знали, но молчали, а теперь мы и знаем, и говорим!

Глупцы, не знающие о нашей тайне, шли мимо, но и их наступивший апрель, кричащий, нахальный, задирающий подолы женских юбок, заставлял невольно улыбаться себе и всему вокруг.

Апрель, да! Самый лучший месяц года.

Когда меня, молодого и пьяного, собьет где-нибудь машина или я, старый и дряхлый, с кучей трубочек, торчащих изо всех щелей, буду отходить в другое измерение, я тебя буду вспоминать, апрель, и ее – в тебе…

Еще вчера люди, как в мешке, сидели в какой-то сонной дреме: «Ах, давление, ах, дистония, а какой сериал сегодня по первому?» А сегодня апрель, солнечный, радостный, будоражащий, врезался в нас, и взорвал все миллиардами светлых брызг, и сделал нас еще красивее и счастливее!

Нас ждет долгая и удивительная жизнь, вот в эти, конкретно в эти секунды, я в этом даже не сомневался!

И даже если не здесь, то где-то…

Это – точно!

– Я до сих пор не знаю, как ты относишься к Макдоналдсу.

Мы приближались к этому уникальному, стирающему все социальные неравенства заведению.

– Ой, хорошо отношусь, я сейчас тоже про него подумала, пойдем?

– Отлично!

Мне бы сейчас впору рыдать и волосы на себе рвать: закончилась моя стабильность, теперь даже не знаю, на что семью кормить и что там будет завтра…

Но вместо этого я, как первокурсник, поддавшись внезапному порыву, схватил Алису на руки и аккуратно, чтобы не помять платье моей солнечной королевы, понес ее ко входу.

* * *

Она никогда не узнает о том, что произошло вчера.

А я и не буду лгать, я просто не скажу ей всю правду.

Аркадий, чье фото в журнале попалось мне (и ведь совсем не случайно!) на глаза за несколько секунд до нападения на кипрский автобус, снова возник в моей жизни.

Но теперь уже не скользким демоном, а смертельно больным человеком.

Он внезапно перестал мне писать, но вдруг на днях позвонил и будничным тоном сообщил, что у него рак в последней стадии, попросил навестить его.

Это известие меня, конечно, потрясло, но совсем не так, как могло бы, случись это все какие-нибудь несколько месяцев назад!

Мне стало искренне жаль его, как было бы жаль любого не совсем чужого мне человека.

Но этот черный мистицизм, ореолом которого он был окружен в моем сознании, – его больше не было.

И я понял почему.

Просто я перестал бояться.

Я ведь не его боялся все это время, я боялся только собственной темной стороны и упорно не хотел признавать правду, долго оправдывая свое безволие и инерцию наличием в моей жизни эдакого демона-манипулятора.

Поднимаясь вчера по лестнице в палату к Аркадию, я честно признался себе: да, это я был в отношениях с этим человеком, я спал с ним, я позволял ему выворачивать наизнанку свое неискушенное нутро, я робел перед его умом и интеллектом, а потом бегал от него, как трусливый заяц, и еще боялся того, что благодаря его острому языку моя репутация навсегда останется «подмоченной».

Но если посмотреть на все это с другой стороны, то можно увидеть, что именно он, Аркадий, раздвинул для меня границы мира, помог мне услышать среди фальшивых нот и плагиата хорошую музыку, он привил мне хороший вкус в одежде, приучил меня если и не читать запоем, то хотя бы интересоваться книгами.

Благодаря Аркадию я имел возможность лично познакомиться с известными артистами и певцами, увидеть, какие они на самом деле и чем они дышат, что пьют, едят, трахают, чем забиты их «небесные» головы.

Вот это я и оставлю на страницах своей памяти!

Именно эти, наполненные моим сердцебиением, воспоминания.

А все остальное – да, было… но улетело и давно отжило свое.

Аркадий сильно изменился внешне.

Скорей всего, то фото в журнал он предоставил достаточно старое, а может, фоторедакторы его так удачно отфотошопили.

Лицо его заметно похудело, под глазами еще более, чем раньше, обозначились мешки с глубокими синими тенями, но особенно изменился его взгляд.

Нет… Это не был жалкий взгляд сломленного болезнью человека, но в нем появилось то, чего я никогда не наблюдал за ним раньше.

Это было смирение.

Мы вышли на лестничную клетку.

Я закурил, Аркадий отказался.

Он исповедался мне абсолютно спокойным, даже каким-то отстраненным голосом…

Все произошло очень быстро.

С полгода назад у него появились регулярные головные боли.

Первое время он продолжал вести привычный образ жизни, спасаясь горстями обезболивающих таблеток, но потом и они перестали помогать.

Под нажимом партнеров по бизнесу пошел обследоваться и после проведения компьютерной томографии услышал страшный приговор.

Врачи прямо не говорили, но сам он утверждал: ему осталось не больше пары месяцев.

Возможность лечения за границей он отрицал категорически!

Просто из принципа.

«Платоша, мне же не для кого жить. Да если честно – мне давно уже и неинтересно».

Я не стал ему лгать в ответ, я просто не смог.

Теперь, насквозь пронзенный стремительно разрушающей его болезнью, этот человек не врал мне и не врал себе. В этих двух простых предложениях