По приезду я зашел бы в его кабинет. Сказал бы что-нибудь весомое на вахте, благо все станут ходить в масках, опасаясь КОВИД-19. Поэтому не разберешь и не угадаешь, кого принесло в очередной раз в бюро. Только того, кто не боялся умирать от коронавирусной инфекции, или вообще – уже решил умереть! Конечно, меня не узнали бы тоже. Я бы сказал, что из министерства и Плотников, мол, давно ждет. А он должен был меня ждать, он должен был предчувствовать свою смерть. Конечно, еще раньше я проследил бы, что он зайдет в здание, и уже сам бы, напрямую, шел бы к нему в кабинет, будучи уверенным, что он там, и качается в кресле, еще не зная и не догадываясь о последних минутах подлой жизни.

И вот, я бы вошел. Сел бы, напротив, за стол, что стоял перед ним, уже понимая и осознавая, что сейчас и мои последние минуты или секунды жизни. Все зависело от того, насколько трусливый мужичонка станет сквалыжничать и торговаться за свою поганую жизнь. Нет-нет, поначалу он поведет себя скорее как мачо, начнет жестко и уверенно говорить:

– Покиньте мой кабинет! Чтобы я больше вас здесь никогда не видел! Мне хватило судов, где вы клеветали на меня! Суд вам дал свой ответ, что я – честный человек!

И я здесь вспомню Сунина, как тот часто любил повторять похожую фразу, что раз суд подтвердил его обвинительное заключение, значит, он – честный следователь.

Но тут уж я, конечно, не выдержу и выну из своей брезентовой сумочки или, может, из-за пояса, если на мне будет длинный пиджак, вороненный ТТ. Я заранее заберу его из курятника бывшей уже тещи и тщательно ототру от смазки, чтобы он не портил жирными пятнами мой красивый желтый смокинг. Но нет, он все равно не поверит, что у меня настоящий боевой ТТ. Он обязательно подумает, что у меня бутафория, и я его все еще пугаю. Он никогда не считал меня серьезным и солидным мужиком, даже человеком. Ну, кто я, по сравнению с ним? На голову, если не больше, ниже ростом. В два раза, а то и больше, меньше по объему. У меня сороковой размер обуви, а у него – сорок пятый. У меня кривой нос, а у него – красивый овал и аккуратные ровные черты лица. Ну, кто я? – сын бедной одинокой вдовы, районной медсестры, а он – сын отца бизнесмена, пусть даже средней руки, и матери, работающей в администрации губернатора Самары. Там он окончит, а точнее, получит диплом о высшем медицинском образовании. Огромная область доверит ему право – врачевать! В ней насчитывается более трех миллионов жителей. Это больше чем в двадцать раз Мальтийского ордена. А тут я – выскочка и придурок, пришел пугать его театральным, а окажется еще смешнее, если игрушечным пистолетом. Нашел дурака, подумает он о себе, что он не дурак, а скорее так подумает обо мне: ну и псих же, этот Рондов, на самом деле! Тут ему захочется проявить себя настоящим рыцарем достоинства, представителем сильного пола. Он резко встанет из-за стола… А мне нельзя было выпускать его с удобной позиции, и придется сделать один выстрел. Предупредительный. Может рядом, в стену, обитую ДСП… Или лучше, пусть, если я попаду ему в руку… И я, еще не пожелав такого, действительно угодил ему в руку, выше локтевого сустава. Он почувствует настоящую боль и поймет, что пистолет отнюдь не игрушечный… Я выну бутылку коньяка. Я не пил уже двадцать лет и ровно столько же не курил… Я раскупорю коньяк, налью в рюмку до полной… Достану подставку, обрежу кончик сигары – я видел такое в кино. Прикурю ее, и, может даже, закашляюсь… А Пупок, уж точно теперь придурок, будет зажимать окровавленную руку; и я почувствую, что хочу выстрелить ему в плечевой сустав. Бледный и напуганный к тому времени, он начнет мочиться прямо в штаны, а еще жидким стулом окрасит обе штанины. От всего происходящего станет в его кабинете намного хуже. Сразу и резко завоняет Велиаром, как в общественной уборной… Я раскурю сигару и положу ее на подставку, хотя нет, я не мог ее принести с собой, я давно не курю, и покупать ее специально на один раз не стал бы. Я пристрою сигару на пробку от коньячной бутылки. Все готово: рюмка коньяку, дымящаяся сигара… И тут Пупок своим глупым умом начнет соображать и подумает, что не так все плохо, не все потеряно, раз я почему-то медлю и не убиваю его. И он запоет козлетоном:

– Ты не уйдешь отсюда незамеченным… Тебя видели на вахте… А если и скроешься, все равно найдут…

И мне придется сказать то, что его вернет в реальность:

– Да ты не понял, пес смердящий! Уходить я не собираюсь. И прятаться не буду! В тюрьму мне уже поздно, возраст не тот. Я пришел совершить возмездие, и умру вместе с тобой… услышать решение Божьего Суда! Как Бог скажет, значит, это и будет правдой!

На некоторое время он задумается, а я, вопреки здравому смыслу, совершу второе убийство, потому что первое еще было в планах. Прямо по Достоевскому из романа «Преступление и наказание», когда вошла сводная сестра старухи-процентщицы. А здесь зайдет ни в чем не повинная секретарша Марина Михайловна, обрюзгшая женщина, чтобы спросить: Аркадий Петрович, у вас все хорошо?

И у того не хватит ума и милосердия уберечь жизнь своей подчиненной. Он мог тихо и без паники выпроводить ее на свое рабочее место. Нет, он попробует воспользоваться ситуацией, чтобы спасти свою собственную шкуру… Но я резко поднимусь из-за стола и за голову, или может за шею, втолкну прокуренную секретаршу теперь уже в наш общий кабинет, где я наметил устроить судилище… Я сразу выстрелю ей в маковку, иначе возмездие и суд над Велиаром может не состояться. Тут Пупок только отрезвеет – освободится от иллюзий и поймет, что пути назад у нас, у обоих, уже нет… Его жижа, грязная зелено-желтая смесь, зальет вокруг него немалую площадь пола. Запах вонючего дерьма, настоящий запах Велиара, запах фекалий, заполнит всю комнату, большой кабинет, где он собирался, конечно, еще долго работать и «вершить» судьбы людей. А теперь раненый зверек, брошенный в пустыни, заплачет и станет меня умолять:

– Что ты хочешь? Я любую должность тебе дам!