«попа» и «пупок»! Хотя он целая эпоха старой школы представителей судебной медицины. Его ретроградные взгляды и социальный консерватизм никак не могли смириться с бурной деятельностью заведующего танатологическим отделением. Он его сам выдвинул на должность и назначил. Им был Дарюшин Алексей Степанович. Крепкий, высокий, русский мужик. Его часто называли просто «Степаныч». Он сразу завоевал почет и уважение в коллективе, еще до того, как стал руководителем. Был душой коллектива, бескорыстным и безотказным наставником. Не заметить всего Анатолий Александрович, конечно, не мог.

Дарюшин легко и просто соберет материал на кандидатскую степень и быстро ее защитит. А результаты войдут во все учебники для судебных врачей, так тонко он уловил важность самой темы. Тут стали говорить, что он вплотную подобрался к защите докторской диссертации. Тогда Анатолий Александрович впервые почувствовал зависть. Хотя он видел в нем своего преемника, который горел на работе сам и светил другим. Отмечалась у него все-таки божья искра. Но больше всего, с чем не смог он смириться, что сильнее всего мучило и изводило его, так здесь совсем оказалось другое… Сегодня молодые не такие – ушлые, нахрапистые – не коммунистических взглядов. Гляди-ка, без году неделя, как начальником морга стал, а уже платные услуги организовал. Тещу свою на кассу посадил. А он, начальник, с немалым стажем и опытом, и не мальчик уже, сидел до сих пор на жопе ровно и в ус не дул… Всем доволен был. Не думал, даже и в голову не приходило, когда заявление о приеме на работу теще Алексея Степановича подписывал…

«Сдурел, видно, или совсем башку потерял, кассиром тещу его взял», – проносились у него в голове, не дававшие ему покоя, мысли. Хотя, другой раз, начинал задумываться: а что особенного, может, и правильно. Всю жизнь сам проработал, а санитар в морге всегда больше врача зарабатывал. А почему бы врачу за тяжелый труд не получать больше, раз санитару можно. И почему санитару можно брать деньги за ритуальные услуги, а врачу – нет. Понимал теперь извращенную коммунистическую идеологию: «Земля – крестьянам, заводы – рабочим». А если интеллигент, то обязательно, вшивый, с низкой заработной платой и послушный, как кляча водовозная. А по-другому и не жил, нельзя было: из партии исключат, защититься не дадут, и с работы попрут. А санитар, он, как кухарка, которую Ленин обещал научить управлять государством. Санитару все прощали, даже подшофе на работу мог приходить. Работа, говорили, у него нервная. А что, у врача она не нервная, – нередко тогда уже задумывался Анатолий Александрович. Молодые эксперты предлагали ему иметь свою долю от ритуальных услуг. Не смог он себя пересилить. «Поздно в старости принципы менять», – размышлял он.

Но, все равно, не давали ему покоя те деньги, что начали в морге открыто крутиться, да немалые. И жалоб – хоть отбавляй. Но демократия. Рынок. Но не смог он ничего изменить ни в себе, ни в демократии…

Сам он не вскрывал, бальзамировать уже тоже как давно перестал, а просто брать деньги, оттого что начальник, он не смог долго – совесть еще оставалась другая. Вот и боролись в нем две философии: советского консерватизма и обрушившейся вседозволенности. Нет, не смог он перейти тот Рубикон – от социализма к свободному способу зарабатывания денег. И он начнет войну с Дарюшиным и его тещей за чистоту рядов судебных экспертов, как когда-то был участником борьбы за чистоту партийных рядов, о чем сильно переживал сейчас – о бесцельности и глупости своих поступков. Но как тогда, так и сейчас на что-то надеялся, во что-то продолжал верить, как в лозунг: партия – ум, честь и совесть нашей эпохи. Но главной беды, что тоже при нем войдет в бюро (он будет еще работать, хотя и не начальником), не усмотрит, не поймет, не разглядит, не осмыслит. Как и то, что не мог объяснить, зачем хранит до сих пор партийный билет коммуниста, хотя в партии давно уже не состоял, вышел, чтобы избежать ненужных вопросов и объяснений.

Конфликт с Дарюшиным дойдет до министерства здравоохранения, потом, до губернатора Пензенской области. Причин для увольнения Дарюшина с работы никто не найдет. Теща уволится сама, во избежание, как говорила, «эскалации гонки вооружений». Но когда пришло время, Анатолию Александровичу уходить на пенсию, встал вопрос о преемнике. Министерство здравоохранения другого кандидата, кроме Алексея Степановича Дарюшина не видело: солидный, уважаемый в коллективе, кандидат наук, заканчивает уже «докторскую», скоро защита. Они голосовали двумя руками, чтобы он стал главным судебным врачом. Тут Анатолий Александрович испугался за свою судьбу, поработать еще хотел. Пенсии у руководителей, даже такого ранга, были небольшими. И опасался, что поработать не удастся, потому что создал ненужный конфликт с Дарюшиным. Тогда и дрогнул коммунист старой закалки. Треснули несгибаемая воля и совесть. И пошел он на сговор с дьяволом. Знал, что оно так, но сделки уже было не миновать. Мучился, и все равно решился на это. Не видел выхода лично для себя. А все то, что раньше исповедовал, что общественное должно быть выше личного, теперь не мог поверить самому себе, и думать даже не хотел.

Дочь у него училась в Москве, в аспирантуре. Он помогал ей деньгами. Жена серьезно болела, и вылечить ее уже оказалось нельзя. Жили в маленькой двухкомнатной квартире. В ней жена и умрет. Потом, он и сам заболеет раком. Продаст их клетушку и последние дни доживет у дочери. Будет кричать по ночам: «Велиар жив!» А дочь, не понимая его слов, успокаивала его:

– Чу, чу, пап, успокойся!

А если бы Дарюшин стал начальником, думал он иногда, не дал бы поработать на пенсии. Не доучил бы дочь в аспирантуре. И умер бы в доме для престарелых. Хотя и ловил себя на мысли, что любил Степаныча как родного сына, и пусть даже в корне не соглашался с ним с коммерциализацией морга, может чего и не понимал, но переделать себя уже не смог.

Пришлось дальше играть без подготовки, на опережение. Признавался самому себе, что за душонку свою переживал, хоть и исповедовал атеизм и в душу не верил. Оправдания находил в том, что всего-навсего одну выгоду преследовал, чтобы проработать подольше. В этом может и была главная заслуга и трагедия партии коммунистов и построенного ими социализма – люди хотели работать, не капитал сколотить, а иметь средства к существованию, хоть и немного, но своим и честным трудом.

Как-то, в правительстве области Попов случайно, как сначала показалось ему, встретился с руководительницей большого ранга. Он